Катя любила стихи. Мы нередко замечали, как она. шепчет их за работой. Подойдешь бывало:
- Ты о чем?
Она посмотрит отсутствующим взглядом, вздохнет и признается:
- О стихах… Замечательные стихи. Вот бы мне такие писать… Да вы, наверное, и не читали их. [65]
- Где там! Конечно не читали. Мы ведь неграмотные, - шутила Ольга.
* * *
На отремонтированном самолете мы поднялись в воздух в ночь на 20 июля. Курс - на знакомую крупную железнодорожную станцию Покровское. Здесь противник сосредоточил много техники и живой силы, укрепил подступы к станции, а свою ПВО приспособил для борьбы с нашей тяжелой авиацией. Против У-2 такая система не могла быть эффективной, и именно поэтому командование нацелило на Покровское наш полк. Не зная в первое время ни типа самолетов, ни нашей тактики, гитлеровцы никак не могли понять причину малой эффективности своего огня. Но даже при таких условиях приходилось быть осторожными. Поэтому мы действовали так. Перед станцией набирали высоту несколько большую, чем нужно было для бомбометания, а к цели подходили с приглушенными моторами, чтобы раньше времени не обнаружить себя. В полете непрерывно, отклоняясь то вправо, то влево, меняли высоту. Расчет наш строился на внезапности. И этого мы достигали. Враг не мог предугадать, когда на него обрушатся бомбы.
Ночные полеты здорово выматывали нас. Мы все похудели, но зато с каждым вылетом росли мастерство, выдержка, воля.
Экипажи нашего полка наносили бомбовые удары ночью по войскам и технике противника в районе Матвеева Кургана, по переправам гитлеровцев через реки Миус, Северный Донец, Дон, а также по дорогам, по которым немецкие войска наступали в Сальских степях и в районе Ставрополя. Лето сорок второго года на Южном фронте отличалось особенно ожесточенными боями. Враг бешено рвался к Сталинграду и на Кавказ. Наши войска отходили, ведя кровопролитные бои, цепляясь за каждый рубеж, за каждую высоту. В этих условиях линия фронта непрерывно менялась, все труднее было определять передний край, труднее ориентироваться с воздуха, чтобы случайно не ударить по своим наземным частям. А полку давались все более ответственные задания, требовавшие огромного морального и физического напряжения от каждого летчика, штурмана, техника, вооруженца, политработника, работника штаба. [66]
Полк отходил вместе с нашими войсками, помогая наземным частям Южного фронта задерживать неприятеля. О напряжении боев можно судить по выдержкам из боевых донесений, сохранившихся в архивах. С волнением прочитала я совсем недавно такой документ:
С момента начала боевой работы полк уничтожал мотомехчасти и живую силу противника, сооружения и укрепления, склады с боеприпасами и горючим, железнодорожные станции и эшелоны, переправы по реке Дон, в районах станции Успенская и населенных пунктов Мариенгейм, Калиново, Покровское, Александровка, Ново-Бахмутский; сооружения и укрепления на высоте 115, переправы на реке Дон в районах Константиновский, Раздорской, Багаевки.
11 июля 1942 года при бомбардировке железнодорожного эшелона на станции Успенская было разбито несколько вагонов, в результате чего возникли сильные взрывы и пожары. В ту же ночь на высоте 115 прямым попаданием бомб был взорван склад с боеприпасами. В ночь на 25 июля 1942 года, три раза вылетая всем составом, полк разрушил переправу через реку Дон в районе Константиновской, 26 июля в течение ночи произведено 47 самолето-вылетов по уничтожению скоплений мотомехчастей и живой силы противника у переправ через реку Дон в районах Багаевки, Раздорской. 27 июля 1942 года в течение ночи произведено три успешных вылета всем полком по уничтожению переправы через реку Дон в районе Раздорской. В результате бомбардировки переправа была разрушена и нанесен большой урон технике и живой силе противника, переправлявшегося на лодках и плотах.
* * *
Спать нам удавалось только урывками, прямо под замаскированными самолетами. Часто бывали перебои с питанием и продовольствием. Но жители делились с летчицами последними крохами.
А работы все прибавлялось. Кроме обычных полетов на бомбометание приходилось выполнять дневные разведывательные полеты, доставлявшие нам куда больше хлопот и переживаний, чем ночные. Ночью имеешь дело только с зенитчиками, но им тоже трудно вести в темноте прицельный огонь. Днем же кроме зенитчиков приходилось [67] остерегаться еще истребителей, против которых у нас не было никакого оружия.
Да и вообще, что такое У-2? Образно выражаясь, кусок перкали и фанеры, почти стоящая на месте мишень. Единственная защита при встрече с противником - хорошая маневренность машины да выдержка экипажа. Поэтому летишь и непрерывно следишь за воздухом. Появится на горизонте черная точка, вот и гадаешь, свой или чужой. И тут же на всякий случай высматриваешь балку или овраг, чтобы вовремя нырнуть туда в случае атаки.
Устойчивый в полете, легкий в управлении, У-2 не нуждался в специальных аэродромах и мог летать в любую погоду, на очень малых высотах. Особенно успешным оказалось ночное бомбометание с этих маленьких машин не только по переднему краю, но и по различным коммуникациям гитлеровцев - по их эшелонам, по железнодорожным объектам, переправам, аэродромам, по скоплению живой силы и техники.
С наступлением темноты и до рассвета У-2 непрерывно висели над целью, методично, через каждые три - пять минут сбрасывая бомбы. И фашисты боялись нашей «ласточки». Уже в 1942 году за каждый сбитый самолет У-2 гитлеровских летчиков и зенитчиков награждали Железным крестом.
Вплоть до лета 1944 года мы летали без парашютов. Преднамеренно, конечно. Предпочитали вместо парашютов брать с собой лишние два десятка килограммов бомб. О том, что самолет могут сбить, мы не то чтобы не думали, а как-то не придавали этому большого значения. Считали, что раз уж война, то этим все сказано. Но иной раз сжималось сердце: а не напрасно ли мы пренебрегаем парашютом? Правда, днем от него все равно толку было мало, так как летали мы на очень малой высоте, на бреющем полете. Ну а ночью он, конечно, мог пригодиться.
* * *
Каждую ночь мы бомбили наступавшие части врага, а когда гитлеровцы подходили чуть ли не к аэродромам или площадкам, откуда мы вели боевую работу, экипажи перелетали на восток.
Однажды во время боевого вылета на самолете Нины Распоповой отлетела половина лопасти винта, а экипажам нужно было срочно перебазироваться. Что делать? Оставлять самолет нельзя. Взорвать? Техник экипажа Тоня [68] Рудакова ударилась в слезы. Решили попробовать завести мотор. Машина начала вибрировать. Тогда Нина Распопова попросила Тоню отпилить вторую лопасть винта.
- Лишь бы долететь до Эльхотово…
Самым тяжелым было тогда для летчика остаться без машины. Опробовали мотор. Улететь было необходимо - гитлеровцы находились совсем рядом.
В заднюю кабину к Распоповой посадили с инструментом техника звена Марию Щелканову. Это был скорее психологический, чем практический шаг. Ну действительно, чем техник может помочь в воздухе летчику?!
Самолет Распоповой шел между другими машинами. В полете вибрация усилилась. Щелканова, поднявшись в кабине до пояса, с опаской поглядывала на расчалки и узлы. Машину непрерывно трясло. И все-таки долетели. Экипажи других самолетов уступили дорогу Распоповой. Она благополучно произвела посадку. Через несколько часов доставили новый винт, и машину ввели в строй. А вечером летчик Нина Распопова со штурманом Лелей Радчиковой вылетела на задание и первый раз в жизни попала под ураганный огонь зениток. Но счастье сопутствовало девушке и на этот раз…