- Но я не имею права выпускать экипажи в такую погоду, - медленно произнесла гвардии майор Бершанская.
Она не спеша прошлась по комнате, остановилась около окна. На аэродроме кипела жизнь: техники и вооруженцы копались возле машин, где-то опробовали мотор, вдали раздавался звонкий девичий смех, а с моря лавиной надвигались тучи.
Бершанская повернулась к морякам:
- Смотрите, какая погода.
Пожилой офицер с седыми висками и воспаленными от бессонницы глазами подошел к нашему командиру:
- Мы просим собрать личный состав полка.
Через несколько минут летчики, штурманы, техники и вооруженцы выстроились на аэродроме. Первым взял слово седой моряк. Он подробно рассказал о положении десанта, о людях, от подвига которых во многом зависит освобождение Крыма. Потом вышла вперед майор Бершанская. В наступившей тишине голос ее звучал особенно громко:
- Враг блокировал десант на Эльтигене. Положение десантников тяжелое. Подход к плацдарму затруднен. С суши подступы прикрываются немецкой зенитной артиллерией и прожекторами. С моря - огневой завесой вражеских катеров. К тому же погода… Гвардейцы! Поможем героям-морякам. Кто хочет добровольно лететь на Эльтиген, шаг вперед!
Летчицы и штурманы сомкнутым строем шагнули вперед.
А утром 8 ноября командующий Отдельной Приморской армией генерал армии И. Е. Петров подписал официальный приказ: «Женскому гвардейскому авиаполку ночных бомбардировщиков пробиться к десантникам и доставить им продовольствие, боеприпасы, медикаменты».
Старшей из нас было двадцать пять лет, младшей - девятнадцать. Нам предстояло выполнить сложную, требовавшую большого мужества и умения операцию.
Десантники находились на узкой полосе крымского берега. Чтобы сбрасывать мешки с грузом в цель, нужна [143] была исключительная точность. Просчет в один-два метра, и ценный груз мог попасть к фашистам.
Мешки подвешивались к бомбодержателям. Крупные, неуклюжие, они создавали большое сопротивление, резко снижая скорость У-2.
В ту ночь ветер бушевал с какой-то особой силой. Он приносил эхо выстрелов и запах гари: на Эльтигене шли беспрерывные бои.
Первым взлетел экипаж самой опытной летчицы полка - заместителя командира по летной части Серафимы Амосовой и штурмана полка Жени Рудневой. Через две-три минуты взлетела я. Земли почти не было видно, и только шум моря, заглушавший рокот мотора, свидетельствовал, что находимся над Керченским проливом. Летели на минимальной высоте, чуть не касаясь колесами воды. Волны с бешеной яростью рушились одна на другую, стараясь захлестнуть У-2. Штурман Таня Сумарокова дала курс. Я точно выдержала его, и вскоре впереди показались контуры скалистого берега…
Как только я сделала разворот, в небо впились лучи прожекторов, впереди вспыхнули разрывы зенитных снарядов. В кабине стало до слепоты светло: мы оказались в лучах прожекторов. Главное было не сбиться с маршрута. Наклонившись к переговорному аппарату, я уточнила курс. Татьяна спокойно ответила: «Идем верно».
Наконец прожекторы и зенитки остались позади. Теперь предстояло самое трудное: разыскать сигналы десантников и точно сбросить груз.
Нас опять встретили разрывы снарядов. Начала планировать. Почти на бреющем полете пронеслись мы над головой фашистов и наконец увидели на земле сигналы… Теперь уже действовала штурман. Машину слегка подбросило: это оторвался первый мешок… за ним второй… Убедившись, что мешки упали, куда надо, я развернула У-2, и мы полетели за новым грузом.
А там, в Пересыпи, по-прежнему дул порывистый ветер, которого уже никто, казалось, не замечал. Командир полка Евдокия Бершанская и все, находившиеся на старте, напряженно вслушивались в гул моторов, с волнением встречая каждый экипаж.
Двадцать шесть ночей летали мы к десантникам. Каждый такой рейс нес им спасение, укреплял уверенность в победе. [144]
Однажды я вылетела вслед за командиром звена Евгенией Жигуленко. Я очень любила Женю. Женственная и мягкая, она неузнаваемо преображалась в воздухе.
С Жигуленко летала штурман Полина Ульянова. При подходе к цели их машину плотным кольцом схватили прожекторы и зенитки. Я видела, как самолет Жигуленко заметался из стороны в сторону. Видела, как мастерски вышла летчица из-под обстрела и снова взяла курс на цель.
Тогда я не знала, что ее самолет сильно пострадал при обстреле. Только на аэродроме мы поняли, на какой подвиг способна наша скромная Женя. Машина получила десятки пробоин, с нее свисали клочья перкали, был поврежден мотор, пули прошли через кабину штурмана и летчицы… Инженер полка Софья Озеркова и старший техник эскадрильи Дуся Коротченко давно не видели ничего подобного…
Грузы для десантников сбрасывали во двор школы, где каждую ночь для нас зажигали небольшой костер и выкладывали опознавательный знак.
Такая своеобразная «бомбежка» требовала от экипажей большой точности. Поэтому к месту назначения подлетали на высоте около 50-70 метров, а при сбрасывании груза старались снизиться еще немного.
Бывало, с середины пролива уже уберешь газ и планируешь до самого крымского берега. Фашисты бьют из автоматов и крупнокалиберных пулеметов, иной раз до десятка дыр насчитаешь в обшивке плоскостей. А самолет тянет и тянет. И вот уже под крылом заветный огонек. Перегнешься через борт кабины и что есть мочи кричишь:
- Принимай гостинцы, пехота! У нас картошка и медикаменты, следующий сбросит патроны.
А штурман добавляет:
- Привет от 46-го женского гвардейского!
В ответ с земли тоже что-то кричали, но за свистом ветра и за шумом морского прибоя разобрать слова было невозможно. Хорошо хоть, что мы слышали голоса: значит, живы наши.
Сбросив груз, мы разворачивались прямо над головами гитлеровцев. Иногда даже казалось, видели, как вверх вскидывались десятки автоматных и ружейных стволов, слышали, как трещат выстрелы. Но, изрешеченные, с продырявленными [145] плоскостями, маленькие труженики У-2 оставались в строю.
О полетах девушек-гвардейцев на Эльтиген тепло написал в «Огненной земле» Аркадий Первенцев:
От Тамани с сухим треском маломощного мотора летел самолет. Он взял курс на поселок, сразу стал огромен и будто накрыл тенью своих крыльев всю Малую землю. Где-то слева закашлял зенитный пулемет, и в ночную темноту пошли косые трассы разноцветных снарядов - красные, зеленые, белые. Выключив мотор, самолет еще ниже спустился: чья-то черная, в шлеме, голова отклонилась от борта кабинки, и сверху донесся сердитый и звонкий девичий голос:
- Полундра! Лови воблу!
От самолета отделились какие-то темные предметы и тяжело ударились о землю. Сонно ворча мотором, вспыхивая голубоватыми блестками глушителя, самолет пошел почти над самым морем.
- Девчата полка майора Бершанской, - сказал Манжула. - Гвардейцы-девчата. Они стоят у Ахтанизовского лимана…
Сейчас - это память. А тогда эльтигенский десант был частицей каждой из нас.
Прошли годы. Но ничто не забылось, не исчезло из памяти.
Недавно меня пригласили на встречу с молодежью в Политехнический музей. Огромный зал, сотни внимательных глаз… Я рассказывала о действиях нашего полка в Крыму и, конечно же, о полетах на Эльтиген. Буря оваций потрясла зал, когда люди услышали, что бывший командир легендарного десанта Герой Советского Союза генерал-майор Василий Федорович Гладков живет в Москве. А во время перерыва ко мне подошел в фойе незнакомый пожилой мужчина.
- Милый, дорогой человек… - сбивчиво заговорил он. - Я был в то время на Эльтигене… Разрешите вас обнять от имени тех, кто остался в живых.
Мы долго молча глядели друг на друга. Оба не находили слов, чтобы высказать, что творилось в наших сердцах…
Герои Эльтигена! Их осталось немного, бесстрашных моряков [146] -десантников{9}. Так и не пришел черноглазый старшина второй статьи, чтобы отдать шайку Ане Бондаревой. А вскоре не вернулась из полета и сама Аня…