Только тогда мы разглядели на рукаве мужчины красно-белую повязку, какую носили тогда польские патриоты.
Сумерки сгущались. Мы обе изрядно продрогли. Нашим спасителем оказался Стефан Жонда. Мы поочередно оставались у машины, хотя здесь уже была выставлена охрана во главе со Стефаном. Наша «ласточка», «называется, села на огороде, рядом с селом. В доме у Стефана нашлись для нас доброе слово, пища и теплый угол. Его мать позаботилась о нас, как о родных детях. Нам и в голову не могло приши, что немцы находились в нескольких километрах от этого села.
Рано утром я, Саша, Стефан и деревенские ребятишки принялись выстилать дорогу снопами соломы. Когда все было готово и мы с Сашей, поблагодарив наших добровольных помощников, забрались в кабины, я достала листок бумаги и написала нашему новому другу благодарственное письмо. Вручая ему листок, пообещала, если переживем войну, прислать Стефану самых лучших русских папирос…
Саша Акимова хорошо запомнила этот случай, а я вот забыла подробности того полета. И вдруг спустя много лет получила письмо из Минска:
Уважаемая Марина Павловна!…
У нас в гостях был подполковник Войска Польского Станислав Пилотинский. К нему обратился летчик капитан Ф. А. Левандюк с просьбой разыскать поляков, которые в 1945 году оказали ему помощь, когда он был сбит над территорией Польши. Тов. Пилотинский выполнил просьбу, провел большую работу и нашел этих людей. В августе 1963 года я был в Польше, и он показал мне записки, которые были написаны нашими летчиками в знак благодарности польским гражданам за оказанную помощь.
Среди этих записок я увидел и ту, что была написана Вами в марте 1945 года…
Это письмо от Бориса Александровича Лицинского я получила в 1964 году и тут же поехала к Александре Акимовой.
Моя подруга отлично помнила и Стефана, и наше обещание.
А нашей запиской заинтересовались польские корреспонденты. Меня пригласили в редакцию «Красной звезды» для встречи с корреспондентом польской авиационной [213] газеты капитаном Каролем Шеленгом. Я рассказала ему все, что помнила, и очень просила разыскать нашего Стефана. Шеленг пообещал сделать это и выполнил свое обещание. В двух репортажах, опубликованных на его родине, корреспондент подробно описал наш полет. А 11 ноября 1965 года в «Красной звезде» появился его очерк под названием «Живет ваш друг в Косьцежине».
…Кто же такой Стефан? Меня заинтересовала его судьба и волнующая история с экипажем Марины Чечневой…
Поздней весной этого года я отправился в Косьцежину. Первым делом обратился за помощью к председателю районного правления Общества польско-советской дружбы Эдварду Томашевскому. Мой собеседник, к сожалению, о Стефане Жонде ничего не слышал, однако вся эта история его глубоко заинтересовала, и дальнейший путь мы продолжали вдвоем.
Как назло, машина застряла по дороге, не доезжая каких-нибудь пяти километров до цели. Кое-как добрались до озера и наконец нашли дом Жонды.
Встретила нас вся его семья - жена, шестеро детей и старики родители. Сам Стефан был в городе. Домашние с любопытством разглядывали нас, интересуясь целью нашего визита.
Слышали ли они о летчицах, которые приземлялись здесь в 1945 году?
Еще бы! Это были первые дни свободы. 8 марта советские войска отбили Косьцежину, а тремя днями позднее Стефан надел на рукав красно-белую повязку и пошел дежурить на пост народной милиции. Тогда как раз и приземлился в поле краснозвездный самолет.
Пока мы беседовали, жена Стефана хлопотала в соседней комнате, а потом вручила мне два листка бумаги. На них было написано по-русски:
«Мы, летчики, старший лейтенант Чечнева и лейтенант Акимова, произвели вынужденную посадку. Большую помощь оказал нам Стефан Жонда, который сердечно о нас позаботился и предусмотрел все, что было необходимо. Мы очень благодарны Стефану Жонде как честному поляку.
Старший лейтенант Чечнева.
Лейтенант Акимова». [214]
На том же листе наклеена другая страничка.
«…Стефану Жонде в том, что он с братом содействовал скрывать нас от немцев и полиции. Приносил нам продукты, несмотря на угрозу немцев расстрелом…» Фраза не закончена. Оторван кусочек бумаги. Сохранились, однако, две подписи, одна из которых вполне разборчива - Дяченко. Следующая запись говорит о том, что написавшие эти строки были советскими летчиками…
А что знает о них семья Стефана?
…В одну из ноябрьских ночей 1944 года в окно постучали. Это были два советских летчика, сбитые в воздушном бою в районе Тчева. Встретил их Стефан, как родных. Поскольку по соседству жили немцы, советских офицеров решил укрыть подальше и понадежнее. Вместе с братом прятали их в землянке, на другой стороне озера. Семья Шонды заботилась о русских летчиках до самого прихода советских войск. Носила им хлеб, молоко и все, что было в доме…
Две странички из тетради. О разных событиях рассказывают они и вместе с тем об одном: о больших человеческих чувствах моих соотечественников к своим братьям-освободителям - советским людям.
Прошли годы, и я встретилась со Стефаном Жондой. По приглашению польских друзей я провела несколько дней в Гданьске. С первых минут моего приезда мы не расставались со Стефаном. Живет он в том самом селе, где в далеком сорок пятом году помог нам с Сашей Акимовой. Мы долго бродили по тем местам в сопровождении чуть ли не всех жителей села и вспоминали прошлое. Через двадцать два года я выполнила слово, данное в мартовские дни 1945-го. От себя и от Александры Акимовой я привезла не только обещанные русские папиросы, но и подарки шестерым детям Стефана, его родным и близким, а главное передала польскому патриоту большую благодарность. Вместе с сувенирами я вручила Стефану Жонде грамоту Советского комитета ветеранов войны.
* * *
С конца марта до середины апреля полк действовал главным образом по данцигскому котлу и на штеттинском направлении. Его активное участие в боях за город Кезлин было отмечено орденом Суворова III степени. Известие это дошло до нас, когда полк уже перебазировался [215] в Бухгольц, северо-западнее Берлина. Здесь мы отпраздновали это событие, здесь же и закончили войну.
Стрелки часов, отсчитывавших время гитлеровского рейха, неумолимо приближались к последней черте. Знамя Победы уже взмыло над рейхстагом. Берлин пал, защищавшие его части сложили оружие. Фронт гитлеровских вооруженных сил был рассечен.
Одну из фашистских воинских группировок мы добивали в те дни на берегу Балтийского моря в порту Свинемюнде.
Здесь скопилось большое количество вражеских войск и техники. Уцелевшие от разгрома гитлеровские вояки снешно грузились на транспортные суда, чтобы морем удрать к нашим союзникам.
Советская авиация днем и ночью непрерывно бомбила порт. Над городом ни на минуту не смолкала канонада орудий, лихорадочный треск крупнокалиберных зенитных пулеметов. Взметая фонтаны свинцовой балтийской воды, перемалывая железобетон портовых сооружений, днем и ночью рвались авиационные бомбы.
Бомбежка Свинемюнде была для меня 810-м боевым вылетом. Во время полета не случилось ничего особенного, но запомнился он на всю жизнь.
До цели мы со штурманом эскадрильи Таней Сумароковой долетели спокойно. Внизу смутно просматривались темные громады кораблей у причалов. Матовым блеском отливала вода. Где-то на востоке небо то и дело озаряли всполохи взрывов: это на Курляндском полуострове войска 1-го Прибалтийского фронта уничтожали остатки восточнопрусской группировки противника. Там тоже рвались бомбы, только более мощные, чем наши. То была работа наших товарищей по оружию - летчиц 125-го гвардейского Борисовского ордена Суворова и ордена Кутузова полка пикирующих бомбардировщиков, носившего славное имя М. М. Расковой.