Начала она дневник 22 апреля, в день своего восемнадцатилетия. Сначала выписала с листка отрывного календаря стихотворение Людмилы Татьяничевой:
Да, предрассветная звезда их не свела. Как была бы она счастлива раствориться в его интересах, заботах, увлечениях! Время не в силах напрочь снять боль утраты, но самолюбие, гордость, как могли, все же притупили ее.
Смешной случай произошел недавно. На улице заговорил с ней незнакомый чернявый лейтенант, лет двадцати двух, с бегающими глазами. На погонах у него эмблема связистов. Довел до дома, а через день незаметно подстерег у парадного и поднялся за ней на их этаж. Напросился в гости. В комнате решил поразить Лилю игрой на пианино. Подсел к инструменту, небрежно открыл крышку и стал играть халтуру и по-халтурному. Закончив, театрально занес пальцы над клавишами, опросил с готовностью:
— Хотите, сыграю по заказу?
— Халтуру не люблю, — отрезала Лиля.
Тогда гость — он назвал себя Владленом — решил повести литературно-салонный разговор:
— А какого вы мнения о Пьере Безухове и Андрее Болконском? Слышали о таких?
— Слышали, — подлаживаясь под его тон, ответила Лиля. — Пьера не люблю за бесхарактерность, князя Андрея уважаю за силу воли, но не люблю за властолюбие и показной героизм.
Владлен словно бы и не услышал ее, ему, видно, важно было сказать свое:
— А я, несмотря на личный подвиг на фронте, больше уважаю Пьера, чем Андрея. Вот приехал за орденом.
— Рада за вас, — сердито буркнула Лиля, — а чай вы уважаете?
Он не понял издевки, решил добить провинциалку юмором:
— Из всех жидкостей больше всего уважаю русскую горькую.
Потом начал рассказывать о какой-то своей знакомой, которая преуменьшала свой возраст:
— Как будто мне ее варить… Между прочим, сегодня в кино идет «Джордж из Динки-джаза», не мотануться ли?
— Не мотануться… Мне надо подготовиться к лекции.
— У тебя необщительный характер, — переходя на «ты», с осуждением заметил Владлен, вставая.
— Какой есть…
На третий день товарищ лейтенант сделал Лиле, как он изволил назвать, официальное предложение пройти в ЗАГС, а получив отказ, кажется, был не очень-то обескуражен и отбыл в неизвестном направлении с гордыми словами:
— А жаль. Игра бы стоила для тебя свеч.
Когда Лиля рассказала об этой истории Инке, та, человек добрый, доверчивый, всем готовый поверить, всех считающий хорошими, пожалела Владлена:
— Напрасно ты с ним так сурово обошлась. С фронта ведь… Может, действительно герой…
— Но не моего романа, — фыркнула Лиля.
И еще один «жених» у нее появился. С этим знакомство произошло в книжном магазине. Начало было весьма тривиальным. Она перебирала книги, когда за спиной кто-то произнес:
— Что бы вы хотели приобрести?
Оглянулась. Высокий, как Лева, худой, со впалыми щеками старший лейтенант лет тридцати.
Она ответила резко:
— В помощниках не нуждаюсь.
Старший лейтенант покраснел:
— Ну, зачем же так?
Лиля заметила раннюю седину у него на висках, орден Красной Звезды на груди, книгу в руках и смягчилась:
— Ищу Достоевского…
Вместе вышли на улицу. Он сутулился, явно для того, чтобы не казаться таким верзилой рядом с ней. Протянул руку:
— Виктор.
Он оказался довольно симпатичным человеком. Военным корреспондентом.
После двух-трех встреч Лиля пригласила Виктора в гости. Маму он покорил обходительностью, деликатностью. Всучил ей паек («Мне он ни к чему».). Потом втроем пошли в кино. Предложение Виктор сделал через маму (не лучший, как полагала Лиля, вариант) и через нее же получил отказ.
Мама недоуменно спросила:
— Чего же тебе надо? Такой положительный человек!
Виктор не сдавался. Принес, как Лиля неприязненно назвала про себя, «свадебный подарок» — золотые часики, от которых она отказалась. И снова гнул свое, теперь уже без мамы.
— Ты любишь искусство, литературу. Я после госпиталя получил назначение в московскую редакцию. Вот и поедем вместе. Учение ты продолжишь.
Она провела бессонную ночь, решила, что такой брак по расчету был бы подлостью — ведь чувства-то нет.