Марта замолчала. Я понял: ей больше не о чем рассказывать. От соседей я знал, как она, спотыкаясь и падая, бежала к зловещей скале. Так и не добежала. Упала без чувств, а за это время увезли тело Миколы.
— После его смерти я хотела уйти из села, — продолжала Марта, — но меня задержал сын, которого я тогда ждала. Потом пришло освобождение. Какие это были дни! Я не помнила такой радости. Все стали добрыми, сердечными. Погода — и та стояла ясная, солнечная… Вскоре вернулся Петро. Я избегала встречаться с ним. Боялась? Нет, нет! Когда мы встретились в первый раз, Петро посмотрел на меня робко и боязливо, точно он был виноват в смерти Миколы. Ко мне то и дело приходили соседки и докладывали: Петро собирается жениться. То на той, то на другой. А какое мне было до всего этого дело? И вдруг совершенно неожиданно Петро пришел ко мне и сказал решительно: «Я забираю тебя к нам, в Скалистый дом!» Почему он женился на мне? Не знаю. Мы с ним никогда не говорили об этом. Шли годы, и в сердце накипали невысказанные мысли, слова…
На плите что-то зашипело, но Марта не обратила внимания. Я мучительно подыскивал в уме слова утешения. Но она заговорила снова — торопливо, словно боясь, что не успеет высказать всё…
— Я часто ловила себя на том, что сравниваю их. И всегда сравнение было в пользу Миколы. Я пыталась отгонять эти назойливые мысли и не могла. Мой муж казался мне серым, скучным человеком. Я даже не знала, о чем с ним говорить. Мне не нравилось, что он работает в жалкой железнодорожной будке. Мне был ненавистен запах рыбьего жира, которым он смазывал сапоги. Или эта вечерняя школа! Он закончил ее, потом уговорил меня учиться, а сам стирал пеленки. И за это — мне стыдно сейчас признаться — я презирала его. Мне казалось смешным, что ученые заинтересовались его опытами по выращиванию бука. Я не верила, что этот заурядный человек может диктовать свою волю природе.
Взгляд Марты скользнул по фотографии, висящей на стене.
— Сейчас, после поездки к брату, я по-другому смотрю на всё, — взволнованно продолжала она. И вдруг спросила: — Но, может быть, вам это неинтересно?
Помолчав, она продолжала:
— Я никогда ни с кем об этом не говорила. Понимаете, ни с кем! Даже с Петром… Я понимаю, что была неправа. Но я не могла избавиться от обидного чувства, что мой муж женился на мне из жалости. И вместе с тем я чувствовала, что Петро любит меня. А я… Микола был для меня мечтой. А Петро — это действительность, будни. Все так запутано…
Она помолчала, переждав, пока погаснет огонь, клокотавший в ее душе, и продолжала почти спокойно:
— Все эти годы я встречала тот же боязливый, робкий взгляд. Ни одного резкого слова, ни одного упрека… С каким терпением относился он к моему брату, не говоря уже о сыне, который сейчас служит в армии. Недавно — вы помните — он сам настоял, чтобы я поехала к брату. Если бы вы знали, каким пьяницей и бездельником был мой брат. Настоящий трутень! Даже я гнала его вон, когда он приходил клянчить деньги на выпивку. А у Петра всегда находились для него добрые слова. И теперь, когда я была у брата, он не раз повторял: «Если бы не твой Петро…» Сейчас брат работает на авиационном заводе. Бросил пить. Все его уважают. И вот когда я ехала обратно, на меня вдруг нахлынули мысли, словно они давно подстерегали меня и лишь ожидали удобного случая… Я перебрала всю свою жизнь и решила: приеду домой и все расскажу Петру. Но, как видите, не сделала этого. Почему?!
Марта оттолкнула от себя шитье, так больной отталкивает пищу. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, словно она пыталась разглядеть что-то в будущем. За окном белели горы. Казалось, кто-то невидимый окутал каждую ветку прозрачной белой тканью.
Я сидел не двигаясь, боясь спугнуть новое чувство, переполнившее мою душу. Не это ли чувство побудило Марту рассказать мне о своей жизни?
Марта замолчала, поднялась и начала собирать в узелок ужин. Это меня удивило: я знал, она никогда не ходила к мужу на работу. «Значит, все-таки…» — подумал я про себя.
Часы громко и как-то угнетающе тикали. Жалобно пищало и шипело в печи сырое полено.
Уже направившись к двери, Марта вдруг возвратилась и подошла ко мне — так близко, что я слышал биение ее сердца.
— Скажите, — нерешительно проговорила она, — правда, что моя жизнь была сплошной ошибкой? Ведь и в буднях необходим героизм? Как вы думаете?
Она ушла, не дожидаясь ответа. Очевидно, спрашивала не меня, а себя.
Я подошел к окну. В наступающих сумерках я с трудом различал ее фигуру. Марта медленно шла по заметенной снегом тропинке. Вот она убыстрила шаг и наконец побежала. Вскоре ее фигура растаяла в снежной мгле.