— Записывают на получение новых квартир, — сказал мастер. — Позавчера по этому вопросу из горкома были, вчера из профсоюза, сегодня не знаю откуда приедут.
— А ты, Бартошнэ, подала заявление? — спросила Вирагнэ. — Или ждешь, что тебе на блюдечке поднесут?
В дверях показался рабочий из соседнего цеха.
— Бартошнэ, на выход! — крикнул он. — Муж у проходной!
Гайнал вздрогнула, во рту у нее пересохло. Забыв закупорить бутылку со спиртом, она шла по цеху, боясь поднять глаза, ощущая на себе испытующие взгляды работниц.
— Через час я уезжаю, Гайнал, — вместо приветствия сказал Тибор. Воротник его пальто поднят, он ежится, точно от холода. Что с ним, уж не заболел ли?
— Сядем, — тихо сказала Гайнал, направляясь к скамейке.
— Меня посылают на полугодичные курсы — учиться.
Они долго молчали. Тибор нервно поглядывал на часы. Гайнал волновалась: она и ждала разговора и боялась его.
— Согласись, Гайнал, то, что ты сделала, — безумие. Пропадешь… — наконец заговорил Тибор.
Она ничего не ответила, только окинула мужа отчужденным взглядом.
Здесь, за проходной, тихо. Лишь ритмичный шум машин твердит о том, что время не стоит на месте. Надо торопиться, ее ждут в цехе. Утренний ветерок бережно шевельнул прядь волос на ее разгоряченном лбу. Взгляды их встретились. Где та теплота, которая когда-то связывала их? Почему исчезла она?
— Тогда… Тогда зачем же мы жили вместе? Целых десять лет… — глухо спросил Тибор.
На фабричном дворе маневрировал поезд. Тоскливо поскрипывали вагоны. «Зачем?» — спрашивали машины. «Зачем?» — вторила электропила.
— Ты не думаешь о ребенке! — Тибор ходит с последнего козыря. — Я только что был у нее. Я все видел.
Она не думает о ребенке? Нет, он так ничего и не понял.
Гайнал уходит, все глуше становятся ее шаги. Твердо ступает она по земле. Так ходят люди, которые хорошо знают, чего они хотят от жизни. Тибор смотрит ей вслед. А он? Предусмотрительный, расчетливый, тихий, знает ли он, что ему нужно?
Быстрый проблеск мысли на мгновение осветил его серое, осунувшееся лицо. Он тяжело поднялся и пошел в город. Хватит ли сил последовать за ней?
Вырванные листы
Эрделинэ работает на заводе керамических изделий.
Сейчас она лепит из глины пастухов с дудками. Много пастухов. Они выстроились в ряд на рабочем столе. Начальник цеха ругает ее: слишком высоко держат пастухи свои дудки. Они тянут их прямо к небу. Начальник цеха — сердитый. Ему недавно исполнилось тридцать лет, а на макушке уже сверкает лысина.
«Поймите, — звучат в ушах слова начальника, — портным масспошива незачем вводить новшества. А наша работа — масспошив, — понятно?»
Эрделинэ месит вязкую массу. Позавчера кончили лепить охотников с овчарками.
Но даже и в эту работу надо вкладывать душу. А в общем — были бы руки. Душа обычно летает далеко и от пастухов и от охотников. Однажды Эрделинэ увидела эти изделия в витрине магазина. И не узнала своей работы.
Пастух высоко держит дудку. Вот и вся забота мастера. А только ли об этом надо заботиться?
— Эрделинэ, вас к телефону! — кто-то заглянул в дверь.
Упал на пол инструмент, опрокинулся один из пастухов. Эрделинэ бежит через двор. Ветер ожесточенно треплет ее фартук. Гулко стучит сердце. Правда, последнее время сердце нет-нет да и дает себя знать…
— Это вы? Профессор Неделин? — она с лихорадочной поспешностью распутывает телефонный шнур, как будто в его петлях может затеряться голос. — Профессор, завтра привезти сына? Хорошо!
Еще не смолк далекий голос, а она в замешательстве кладет трубку и испуганно смотрит на онемевший аппарат.
Эрделинэ идет мимо старой статуи, поврежденной в годы войны, скульптор Молнар-бачи никак не может восстановить ее, хотя вот уже несколько лет отдает этой работе каждую свободную минуту. Нечего ему делать.
…Эрделинэ переступает порог своей квартиры, и, как всегда, ее охватывает чувство упрямого ожидания. А вдруг что-нибудь изменилось, пока она была на работе? А что, если никогда не изменится? Нет, не может быть!
Она открыла дверь и от удивления так и застыла на пороге. Всё вверх дном. Андор сидит посреди комнаты и плачет тихо, без слез.
Эрделинэ подбежала к сыну. Отчаяние и сознание собственного бессилия сдавили ее горло: она не может защитить своего ребенка! Но самое страшное, что сын не может защитить себя. И никогда не сможет. Никогда?
— Мама, я больше не останусь один с Андором! — выбежал из кухни Томи навстречу матери.