– Подо мной, – сказал Кан.
Чиун ногой перевернул его и увидел маленькую серебряную статуэтку, отданную одному из незначительных Мастеров Синанджу, Таку. Так был Мастером, про которого Чиун всегда забывал, перечисляя всех Мастеров Синанджу по порядку.
Чиун велел отправить статуэтку в деревню Синанджу и отдать крестьянам, чтобы они поставили ее на ступени дома.
Теперь Кан лежал ничком. Никто не осмеливался перевернуть его в присутствии Мастера Синанджу. Но с последним вздохом Кан объяснил, что Синанджу значит для Кореи и велел всем корейцам сплотиться. Он не осмелился бы трогать сокровище, но не знал, как вернуть Мастера Синанджу, работающего на белых, на службу Корее. Последними словами Кана были слова восхищения Синанджу и слова любви к Корее. Он призвал корейцев сплотиться как братья. Только тогда земля, которую все они так любят, освободится от ига чужеземцев.
Таковы были последние слова Кана перед тем, как он прошел в дверь, за которой даже Мастера Синанджу не могли причинить ему вреда. Говорил он их, уткнувшись в холодный пол своего кабинета. Пол слышал просьбу лучше, чем Мастер Синанджу.
После того, как он увидел, какое из сокровищ было возвращено за ответ на вопрос, Чиун улетел в Америку.
Именно мудрость Ивановича послужила причиной битвы у 128 шоссе великой Америки. Он знал последний миг, когда Земятин мог отменить ракетную атаку. Он выяснил, с какой скоростью летит самолет с корейским отрядом на борту. Ему надо было проконтролировать только одно звено, и это удалось ему блестяще.
Он велел замедлить скорость русского самолета. Земятин, очевидно, все понял, потому что жалоб не поступало. Они засекли разговор между Америкой и русским самолетом, между американским монстром и человеком по имени Смит. Смит спрашивал, какую игру теперь решили разыграть русские. Даже его компьютер не мог этого вычислить.
Крупнейшие порты мира заметили непонятный прилив.
Ученые всего мира ломали головы над тем, что происходит с Северным полюсом. Озоновый щит раскрылся, истончился и был на грани исчезновения, что могло повлечь за собой исчезновение жизни на Земле.
А генерал Иван Иванович контролировал все это, просто изменив скорость одного из самолетов. Он отлично сыграл свою роль. Автомобиль Чиуна и автомобиль с Римо и Земятиным прибыли к баррикадам перед зданием “Химических концепций” буквально одновременно. Римо и Чиун воскликнули в один голос:
– Ты где был?
И каждый ответил:
– Теперь я здесь. С тобой все в порядке?
Полиция, войска, охрана – все получили приказ окружить здание, но почему – это им известно не было. Им было ведено установить заслоны и никого без особого разрешения не пропускать.
Начальники им не объяснили, что их заслоны – пустая формальность. Они не могли никого защитить, не могли помешать обезумевшей бабе испепелить все вокруг. Им было приказано пропустить только одного, того, кто был ей нужен.
Когда трое – восточный человек, русский и американец, попробовали пройти, они отреагировали мгновенно.
– Мне нужен тот, симпатичный, – крикнула из окна рыжеволосая красотка.
– Да, Римо симпатичный, – сказал Чиун, думая о том, где в этом уродливом здании может находиться установка.
– Тот молодой белый. Римо. Пропустите его.
– Ты ее знаешь? – спросил Чиун. – Ты путался со шлюхами.
– Откуда ты знаешь, что она шлюха?
– Она же белая. Белые что угодно делают за деньги.
– Моя мать была белой, – сказал Римо.
– Джентльмены, – сказал Земятин. – Прошу вас, подумайте о нашей планете. Она может развалиться на куски, причем разными способами.
– Ты не знаешь точно, кто твоя мать. Ты мне говорил, что ты сирота.
– Она должна была быть белой. Я же белый.
– Ты не можешь этого знать.
– Джентльмены, планета, – сказал Земятин.
– Римо, иди сюда, – вопила из окна Кэтлин О’Доннел.
– Он не белый, не верьте ему, – сказал Чиун. – Неблагодарный, как белый. Ленивый, это да. Жестокий. Недальновидный. Но он не белый. Он из Синанджу.
– Римо, это та женщина, – вмешался Земятин. – Установка у нее. Ты должен остановить эту штуку. Я отдам приказ отменить запуск ракет, полярные снега перестанут таять, и все мы сможем дожить до завтрашнего дня.
– Я белый? – спросил Римо.
– Как снег, – сказал Земятин. – Пожалуйста. Во имя человечества.
– Не белый, – сказал Чиун, проходя сквозь стражу.
– Белый, – сказал Римо, таща за собой Земятина и оставив за собой двух охранников, пытавшихся вытащить оружие из недр собственных костюмов.
– Другого белого спрашиваешь? Меня спроси, – сказал Чиун. – Ты не мог бы делать того, что делаешь, и быть белым. Так?