– Какова температура вашего Солнца?
Надолго воцарилось молчание. Наконец сирза Гарм пожал плечами:
– Это великая тайна. Достаточно лишь сказать, что оно не дает подлинного тепла, но лишь знаменует начало сакрального действия в сторону флогистонового слоя. Последний, познав свободу, решает отомстить воздуху…
– Понятно, — Дэйв уставился на Солнце, пытаясь доискаться до истины. Сияющий диск ничем не отличался от того светила, к которому он привык в своем мире — там, где небо не падало. Специалист по цветной фотографии назвал бы температуру этих лучей «5500 градусов по Кельвину», следовательно, Солнце было достаточно горячим — способным расплавить любой известный Дэйву материал. — Ну скажите хотя бы, какова точка плавления этого небесного вещества?
Растолковать сирзе Гарму смысл термина «точка плавления» Дэйв так и не смог. Зато он узнал, что проблему пытались решить разными способами. Например, семь дней делали кровопускания одиннадцати тщательно проверенным девственницам. Смешав полученную кровь с драконьим пером и лягушачьим пухом и заправив подлинным философским щебнем, они пытались использовать ее вместо чернил, дабы начертать правильную схему движения планет. Все кончилось плачевно. Небо в очередной раз треснуло, и его кусок, свалившись в чернильницу с кровью, безвременно оборвал жизнь одного сатера, которому не было и двух тысяч лет от роду.
– Двух тысяч? — переспросил Дэйв. — А сколько же лет сате-ру Карфу?
– Этого никто не знает. Он всегда был сатером Карфом — уже десять тысяч лет, не меньше. Обычно, чтобы достичь уровня сатера, приходится трудиться веками.
Как выяснилось, убитому сатеру очень не повезло. Никому так и не удалось его оживить, хотя при наличии относительно неповрежденного тела воскрешение мертвых было рутинной операцией, подвластной даже сирзам. Отчаявшись, они начали вытаскивать из мира Дэйва специалистов.
– То есть всех, чьи истинные имена удалось разузнать, — честно сознался Гарм. — Строитель египетских пирамид… создатель вашей величайшей науки — дианетики… хитроумный Калиостро — выяснение его истинного имени было сопряжено с почти необоримыми препятствиями… Я был назначен ассистентом к мудрецу, который разгадал тайны гравитации и еще какой-то странной магии — он назвал ее «относительность», хотя проблемы переноски грузов она не решает. Впрочем, это отдельная загадка. Применяя целый спектр средств, мы уговорили его нам помочь, но спустя неделю он сдался, заявив, что задача ему не по силам. Сатеры уже начали подбирать для него самую достойную кару, но по чьей-то халатности он раздобыл сборник заклинаний для начальной школы, придумал на его основе свою новую, дотоле неведомую формулу и отбыл в неведомом направлении.
«Сам Эйнштейн отказался от этой задачи», — мрачно подумал Дэйв. Но его ждала и другая новость — механизмы нельзя было включить из-за отсутствия энергии. Целый час он мастерил портативную электропилу, чтобы отрезать от большого куска неба маленький ломтик. Когда пила наконец заработала, в тот же миг сгорел мотор. Как выяснилось, здесь существовал лишь постоянный ток: маг, подчинив себе электроны проволоки, приказывал им двигаться в одном направлении. Соответственно, двигатели, основанные на переменном токе, тут не работали. С помощью местного электричества можно было бы разве что заниматься электросваркой, но электросварочного аппарата тоже не оказалось.
– Этот прожект идет вразрез с самой логикой, — отчитал Гарм Дэйва. — Если ток будет двигаться сперва в одном направлении, а затем в противоположном, он сам себя нейтрализует. Нет, вы что-то путаете.
Насколько помнилось Дэйву, те же самые недоверчивые замечания слышал и Тесла — и от весьма разумных людей, например, Эдисона. Смирившись, Дэйв согласился воспользоваться местным сварочным аппаратом, в котором сидела дюжина саламандр самого стервозного нрава. Пламя он давал достаточно жаркое, вот только направить его в нужную сторону было сложно. Пока он учился с ним обращаться, наступила ночь. Вконец утомившись, Дэйв поужинал в одиночестве и лег спать.
Следующие три дня ознаменовались тем, что ценой адского труда он сумел кое-что выяснить. Несмотря на уверения Гарма, что небо плавиться не может, Дэйв обнаружил: в пламени сварочного аппарата образец медленно растекается. В жидком состоянии небо становилось агатово-черным, но, остывая, вновь обретало абсолютную прозрачность. Также в жидком состоянии оно становилось невесомым — это Дэйв узнал, когда небо начало испаряться и забрызгало все, включая его лицо и руки. Ожоги были крайне болезненными, но подозрительно быстро зажили. Сирза Гарм, подивившись открытиям, засунул в рот пальцы и удалился размышлять над прогрессом познания — к большому облегчению Дэйва.
После ряда других опытов стало ясно, что сваривать вместе куски неба не так-то сложно. Жидкое небесное вещество охотно сливалось с чем угодно, не брезгуя и самим собой.
Теперь оставалось лишь придумать, как поднять на тысячемильную высоту бригаду сварщиков, дабы они заделали трещины, тогда небо вновь превратилось бы в правильную сферу. Небесное вещество, при всей своей прочности, отличалось ломкостью. Как вернуть на положенные им места звезды и планеты, Дэйв пока не сообразил.
Сирза Гарм охладил его пыл.