– Брось, сатер Карф. Клянусь всеми законами, на сей раз ты связался с личностью. Отступись, или я освобожу его для справедливого поединка.
Глаза старика полыхнули злым огнем. Но тут же он, вздохнув, успокоился. Боль покинула тело Хэнсона, а сатер Карф устало опустился на стул.
– Почини небо, — сухо произнес старик.
Хэнсон попятился, шатаясь и пыхтя. Но все-таки кивнул сатеру.
– Ладно, — спокойно произнес он. — Борк прав — человек должен бороться с судьбой, даже если нет никаких шансов. Я сделаю, что смогу. Я создам этот хренов компьютер. Но когда все будет готово, я подожду ТВОЕГО истинного имени!
Сатер Карф неожиданно рассмеялся.
– Хорошо сказано, Дэйв Хэнсон. Когда пробьет час, ты получишь мое имя. И все, что пожелаешь, в придачу. И всю скудную помощь, которую мы можем сейчас тебе оказать. Сир Перт, еды Дэйву Хэнсону!
Сир Перт скорбно помотал головой:
– Еды нет. Ни крошки. Мы надеялись, что уцелевшие планеты образуют благоприятное соединение, но…
Дэйв Хэнсон обвел своих помощников тоскливым взглядом.
– О черт! — произнес он наконец. И щелкнул пальцами. — Абракадабра!
Похоже, он уже набил руку, ибо получил именно то, что загадал. На его ладони материализовался целый говяжий бок — не вынеся тяжести, Дэйв положил его на землю. Маги бросились на мясо голодной стаей. Увидев их восторженные лица, Хэнсон окончательно осмелел. Сосредоточившись, он повторил свой незамысловатый ритуал. На сей раз с небес, как снег, повалили хлебные батоны — совершенно свежие, именно того сорта, который он задумал. Кажется, он сам стал магом, виртуозом нового волшебства, работавшего вне зависимости от неба. Сатер Карф удовлетворенно улыбнулся:
– Вижу-вижу — резонансная магия. Чертовски ненадежная при обычных обстоятельствах. Скорее искусство, чем наука. Но в тебе чувствуются недюжинные природные способности к ней.
– Так вы знаете эту магию? — Дэйв наивно считал, что трюк с «абракадаброй» невероятно далек от местных традиций и методов.
– Мы владели ею раньше. С распространением более прогрессивных способов большинство ее позабыло. Слоги колеблются с той же звуковой частотой, что и твой мир — с частотой, с которой все еще колеблешься и ты. Твоя магия не действует на вещи этого мира — да и мы, пользуясь ею, не сможем ничего добыть из твоего. Конечно, здесь мы использовали другие слоги… — сатер Карф задумался. — Но если у тебя получится таким образом достать этот ваш компьютер или его детали…
Шестнадцать абракадабр спустя Дэйв стоял над горкой бесполезного барахла и ругался, на чем свет стоит. Сначала он получил транзисторы. Потом — возможно, от усталости или напряжения — утратил над собой контроль, и в его ладони посыпался мусор: антикварные электролампы артикула 201-А, теодолит, хрустальная ваза, набор школьных резисторов. Но главная беда была с аккумуляторами. Сколько он ни напрягался, получались лишь разряженные.
– Электрические заряды не выдерживают переноса — как и душа, — печально констатировал сатер Карф. — Надо было тебя сразу предупредить.
В этом мире электричества не было, а заклятия больше не действовали. Собирай не собирай компьютер из доступных деталей — с энергией-то швах…
Тут небо над их головами шумно треснуло, и еще один обломок, обвалившись, полетел в сторону города. Сирза Гарм с ужасом уставился вверх.
– Марс! — прохрипел он. — Марс упал. Теперь соединениям конец!
Гарм весь напрягся, и его тело медленно воспарило над землей. Дикий вопль вырвался из его глотки, но вскоре затих, ибо Гарм стремительно унесся в небо — прямо к свежей дыре. Вскоре он исчез из виду.
9.
Шли часы, а планы Дэйва то и дело менялись. Он проверял идею за идеей — и находил каждую из них неприменимой. Что до эмоций, то в его душе царил полный сумбур, и неудивительно, так как звезды в уцелевших осколках небосвода окончательно взбесились. Дэйв то погружался в пучину беспросветного отчаяния, то вдруг поднимался на гребень безудержного оптимизма.
Он чувствовал: где-то на рубеже между наукой, которую он изучал в своем собственном мире, и применяемой здесь практической магией, должен быть найден ответ.
Самой большой проблемой было множество факторов, которые требовалось учесть. Солнце, семь планет, три тысячи неподвижных звезд. Всем им нужно было задать должный курс. В математической модели неба не должно было быть ни одного изъяна.
Хэнсон учился своему ремеслу в мире, где в трудных случаях было принято добавлять к замысловатой конструкции еще одну схему. Теперь же от него требовалось создать как можно более простой компьютер-симулятор. Электроника, очевидно, была исключена. Он решил было сделать несколько механизмов-самописцев по образцу начальных вычислительных машин, чтобы они вычерчивали на бумаге подобие непрерывного гороскопа, но в конце концов отказался от этой идеи. Для создания такого механизма не было ни времени, ни возможностей.
Нужно было искать решение, исходя из наличных ресурсов, ибо магия могла снабдить его далеко не всем необходимым, а здешние обитатели вообще ничего не умели делать — слишком уж они зависели от волшебства. Сейчас, когда продолжала работать лишь самая примитивная магия, сатеры были бессильны. Имена еще действовали, резонансная магия — в своих пределах, конечно, — давала определенные результаты, да и основные принципы теории подобия пребывали в неизменности, но толку от этого не было. Сатеры находились в настоящей кабале у «второго величайшего принципа» (закона магического инфицирования), а он был тесно увязан со знаками Зодиака, Домами и движением планет.