Тут уж зрители взяли свое, отомстив за минутный испуг перед негром. Отдельные выкрики "Добей черножопого!" слились в единое скандирование, И в такт ему вздымались кулаки Белого.
Вдруг высокий тонкий крик прорвался сквозь шум. Какая-то женщина выскочила на арену и вцепилась в Белого. Никита не сразу узнал в ней одну из дам сомнительных средних лет, делавших ставки у букмекера. Повиснув на бойце, она мешала ему бить негра. Белый, растерявшись от неожиданного нападения, никак не мог отодрать от себя эту растрепанную фурию. Но старался тем не менее не повредить хрупкое женское тельце. А дама норовила вцепиться ему ногтями в лицо и выцарапать глаза. Завывала она при этом так, что слышно было, наверное, далеко за пределами ресторана.
– Убью! Гад, сволочь, козел, паскуда, урод недоделанный! Разорил! Да я тебя за моего Джима...
И неясно было, то ли чернокожий боец действительно принадлежал ей, как скаковая лошадь какому-нибудь английскому лорду, то ли, поставив последние деньги на победу этого Джима, она и впрямь стала считать его своим.
Наконец помощники рефери кое-как отцепили даму от Белого. Глаза его были спасены, но лицо понесло немалый урон от когтей взбесившейся кошки. Ее же, плюющуюся и ругающуюся, унесли в темноту. На арене появился распорядитель.
– Дамы и господа! Как вам известно, по правилам нашего клуба, в случае постороннего вмешательства поединок прекращается и все ставки считаются недействительными. Всего доброго, ждем вас в следующий раз.
– Вот же сука старая! - сказал Л.М. Но особого огорчения от незакончившегося боя в его голосе не было. - Дался ей этот черножопый! Ну, хоть повеселила. Ладно, пойдем выигрыш отметим.
Светильники над ареной погасли. Зрители расходились, со смехом обсуждая подробности поединков.
Л.М. и Никита вернулись в тот же кабинет. Телохранители заняли пост у входа. На столе опять были коньяк и закуски, но прибавилось серебряное ведерко со льдом, из которого торчала бутылка шампанского. Настолько французский Никита знал, чтобы разобрать, что это пресловутая "Вдова Клико".
Л.М. откупорил бутылку, разлил вино по бокалам.
– Ну, за твой выигрыш!
Никита пригубил шампанское. Разницы между французским и, к примеру, ростовским он не уловил. Спохватился:
– Да! Вот, все здесь, - и выложил доллары на стол.
Л.М. хмыкнул
– Ошибаешься, Никитка. Моя здесь тысяча, остальное - твое.
– Как это - мое? - поперхнулся шампанским Никита.
– Ты выиграл, значит, твое. Будем считать, что я тебе тысячу в долг давал, без процентов. Вот теперь ты мне долг возвращаешь, а остальное твое, - Он отделил одну пачку, небрежно сунул ее в карман и вновь взял бежал.
Никита исподлобья смотрел на него.
– Не понял? - ласково осведомился Л.М. - Ну и не надо понимать, а то голова заболит. Дерешься ты хорошо. Не так, конечно, как эти дураки, но все равно неплохо. Ударить вовремя-дорогого стоит. Все, хорош вопросы задавать. Давай пить.
И Никита решил отложить на потом эту загадку.
После шампанского был опять коньяк, а дальше Никиту вдруг развезло. В голове крутилась какая-то музыка, перед глазами все плыло, о чем-то они с Л.М. разговаривали. Ему запомнился свой пьяный вопрос о девушке на кладбище. Все-таки решился задать. На что Л.М. неожиданно сухо и трезво ответил:
– Забудь. Не по барину говядина и не по едреной матери колпак. - Потом Носорог оглядел его и поморщился. - Эка тебя. Не надо было пиво после коньяка хлестать. Семен! Отвези-ка домой человечка, а то он на радостях еще залетит куда не след.
Телохранитель Л.М. подхватил действительно развеселившегося не в меру Никиту и повлек из ресторана. На выходе тот все же показал фигу охранникам, но они отвернулись с непроницаемыми лицами. Никиту запихнули в машину, долго везли, и более-менее он пришел в себя у дверей своей квартиры.
Жена, хотя и предупрежденная, была несколько удивлена непривычным состоянием мужа. Никита проявил максимум мужской смекалки. Вручив у порога супруге выигранные доллары, он постарался сделать таинственное лицо, приложив палец к губам, сказал "Тс-с!" и, кое-как раздевшись, бухнулся в постель. Памятуя советы приятелей, улегся на живот, пристроил подбородок на сцепленные замком пальцы и блаженно закрыл глаза. Вселенная вокруг него вращалась, вызывая легкое головокружение, но это было приятно, и он плыл, плыл в бесконечность...
Глава 6
Наутро голова не хотела отрываться от подушки. Она просто развалилась на куски, и каждый лежал отдельно и болел. Для того чтобы поднять голову, надо было сначала собрать все кусочки, как мозаику. А на это не хватало сил. Да и желания особого тоже не рождалось. Бессердечная жена громко ходила по квартире, хлопала дверцей шкафа, шумела водой, гремела посудой на кухне. А потом еще и закурила. От запаха дыма Никита, подавив приступ тошноты, укрылся с головой одеялом. Наконец супруга, собравшись на работу, смилостивилась, поставила рядом с Кроватью бутылку нарзана.
– Ладно уж, алкаш. Вечером расскажешь о своих похождениях. Отлеживайся. На службу я позвоню, сообщу, что приболел. Один день они без тебя обойдутся. - Фыркнула: - Добытчик! - И ушла.
Никита полежал немного, собираясь с силами, дотянулся до бутылки и надолго припал к ней. Живительная влага шипела и испарялась, не достигая желудка. Но жить становилось легче с, каждым глотком. Через несколько минут он уже смог откинуть одеяло и сесть на постели. Его мучил стыд. Надо же - нажрался! На работу не пошел! А еще собирался каждый день выходить на час раньше!
Надвинув тапочки, он оторвался от смятой постели и стал перемещать себя к ванной. Это удавалось с большим трудом. Его шатало, как вагон на старых рельсах. Тем не менее цели он достиг, оперся на раковину, страшась поднять глаза к зеркалу. Потом решил, что чему быть, того не миновать, и осмелился. И ничего страшного не произошло. Из зеркала на него смотрел чуть утомленный жизнью мужчина лет тридцати с лишним. Увиденное так вдохновило, что ОН залез под душ и попытался сделать его контрастным. Но до конца свариться себе не дал, успел выскочить. Относительно энергично растерся полотенцем и отправился на кухню. Опыта преодоления похмелья у него не было, поэтому он просто выпил чаю и сжевал плававшую в кастрюльке одинокую скукоженную сосиску. Этот продукт местной промышленности имел свойство быть розовым и аппетитным лишь первые пять минут после варки, а затем быстро серел, покрывался противной жирной пленкой, и его не то что человек, а и бродячая собака не могла съесть без того, чтобы потом не маяться животом.
От съеденного и выпитого Никите опять поплохело. Очень хотелось со стоном рухнуть в постепь и зарыть обломки головы под подушку, но он уже не мог остановиться. Появилась мысль, которая заслуживала рассмотрения и даже воплощения в жизнь. Подобное надо было лечить подобным. То есть опохмелиться. И пускай еще деды говорили: "Играй, да не отыгрывайся; пей, да не похмеляйся!" Хорошо им было, употреблявшим экологически чистые продукты! А сейчас такого намешать могут, что и не поймешь, от чего умер. Нет, опохмелиться определенно стоило. Никита сам не пробовал, но много раз видел, как то, что даже отдаленно не напоминало гуманоида, приняв лекарственную чарку, уже через несколько минут превращалось во вполне разумного человека, способного разговаривать и вести себя по-человечески.
Поскольку ни о коньяке, ни уж тем более о водке даже думать не хотелось, оставалось пиво. Животворный источник его в городе имелся. Никита заставил себя натянуть старенькие джинсы и клетчатую рубашку, причесаться и выйти из дому. Но перед выходом он предусмотрительно разыскал на кухне пластиковую полуторалитровую бутылку из-под какой-то колы и кинул в пакет. Так все делают.
На улице был июнь. Зелень, как ей полагалось, зеленела, цветы цвели. Никита, на минуту забывший о головной боли и об общем потрясенном состоянии организма, остановился, подставив лицо солнечным лучам и дивясь тому, как много он теряет, проводя лучшее время дня в своей конторе и гробя жизнь на никому не нужные бумажки.