Никита смотрел перед собой и не решался отпустить тормоз. Длины стола вполне хватало для того, чтобы отрепетировать разбег. Ее хватило бы и для настоящего разбега. И для взлета. Но сегодня это в его планы не входило. Он убрал со стола абсолютно все, чтобы не было никаких помех. Теперь перед ним расстилалось стеклянное поле, где-то далеко заканчивающееся бездонной, по его меркам, пропастью.
Летный комбинезон пришелся как раз впору. Он надел его, решив, что пусть уж все будет до конца по-настоящему. Еще раз пробежал глазами инструкцию, потом убрал ее в бортовой зажим. Важно как можно быстрее набрать скорость, позволяющую оторваться от земли, тьфу, от стола! А затем успеть затормозить. Все готово, все он сделал правильно. Никита потихоньку стал прибавлять обороты. Машина дрожала, чуть-чуть подаваясь вперед. В рев двигателя вплеталось еще множество звуков, порождаемых вибрацией. Почувствовав, что тормозам уже трудно стало удерживать самолет на месте, он плавно отпустил скобу, и ускорение рванувшегося вперед самолета вдавило его в спинку сиденья.
Настольное стекло было все-таки не очень ровным. Машина, ускоряя свой бег, подпрыгивала, билась колесами, раскачивалась, но неопасно, в пределах нормы. Главное, что она не уходила с основного направления и двигалась прямо.
Никита стискивал зубы, чтобы не стучали от тряски и страха. И наконец, уже мало что соображая, потянул на себя рычаг. Не резко, а как говорилось в инструкции - мягко и уверенно. Словно по волшебству грохот и дребезжание прекратились, горизонт ушел вниз, и Никита почувствовал, что самолет поднимается в воздух.
Даже не успев обрадоваться, он тут же отдал рычаг от себя, чтобы снизиться и сесть, пока не кончился стол.
Приземлился он совсем не так удачно, как взлетел. Машина запрыгала по стеклу, едва не переворачиваясь. Но он уже сбросил обороты и осторожно тормозил, чтобы не клюнуть носом. Самолет вихлял, как пьяный, неумолимо приближаясь к краю стола. Никиту охватила паника. Еще немного - и машина накренится над бездной и рухнет вниз, на линолеум, разукрашенный желто-коричневыми цветочками.
Действуя тормозом и педалями, ему все же удалось выровнять взбесившийся самолет, погасить скорость и развернуться если не у самого края стола, то в прямой его видимости.
Глушить двигатель он не стал. Вытер рукавом взмокшее лицо и порулил к ангару, стараясь не очень разгоняться. Там вначале самым тщательным образом осмотрел стойки шасси - нет ли трещин или надломов. Все-таки посадочный удар был очень сильным. Потом джипом затащил самолет под крышу. Сунул под колеса колодки и ушел в комнату отдыха - думать. Как известно, лучше всего думается лежа. Он растянулся на кушетке, уставился в потолок и стал анализировать свой первый краткий полет.
Сделал он, конечно, все неправильно. Собирался ведь только порепетировать разбег. Черт дернул потянуть на себя ручку. Вот лежали бы сейчас на полу крошечные дымящиеся обломки. И завтра уборщица грязным веником смела бы их в совок и препроводила в мусорное ведро. Блестящая перспектива! Сам же зарок давал - дисциплина и только дисциплина. А что получается?
В этот раз самолет выдержал жесткую посадку. Но если вот так будет бухаться при посадке, то очень скоро понадобится "Руководство по ремонту"...
С другой стороны, он выяснил что хотел. Да, самолет может летать, и Никите вполне по силам поднять его в воздух. Причем для разбега совсем не нужна вся длина стола, половины хватает с лихвой.
Не пробуя, летать не научишься. Значит, придется рисковать, никуда от этого не денешься. Поначалу можно делать небольшой круг и с него заходить на посадку. Потом стоит попробовать летать и дальше. Но сначала он расчертит взлетную полосу прямо на стекле и наметит ориентиры. У Екатерины, кажется, был японский несмываемый маркер в столе...
Глава 8
Наступившая летняя пора помогла ему. Вдруг почти все и сразу сотрудники заныли о том, что им пора в отпуск. Никита, сдерживая радостный трепет - уж очень кстати пришлось - и сохраняя каменное лицо, прикинул, что если сейчас их отпустит, то большого вреда делу это не причинит. Для порядка сделал вид, что думает, но через день подписал все поданные заявления. И остался только с замом.
– Василий Александрович, - поинтересовался начальник, - а вы что же, отдыхать не собираетесь?
Зам посмотрел невинно и ответил, что нет, сейчас ему отпуск не с руки. Стал что-то бормотать о том, что вообще не любит летом отдыхать, обожает осень, бархатный сезон, тишину и прохладу. Никита пожал плечами и отстал. Действительно, не оставаться же ему одному на хозяйстве? Полеты полетами, а какая-то работа все равно должна делаться. И вообще, мало ли какие причуды у людей бывают! Военные, по анекдоту, так не любят потных баб и теплую водку, что ходят в отпуск исключительно зимой. Ничего, вдвоем с замом они отпускной месяц запросто продержатся, тем более что в управлении летом тоже все разбегаются на вакации.
Беспокоила жена. Как бы холодно она ни относилась к супругу в последнее время, частые ночные отлучки требовали объяснения. А они были просто необходимы. К вечеру Никита так уставал, что не хватало сил тащиться домой в троллейбусе вместе с усталыми, злыми людьми. Кушетка в ангаре манила покоем.
И он придумал глупую историю о том, что помогает другу работать на даче, а осенью труд вознаградится частью урожая. До осени далеко, решил Никита, авось найдется пристойный выход из этого вранья.
Жена в дачную сказку, кажется, поверила. По крайней мере, не выражала недовольства, когда он звонил и докладывал, что сегодня опять не придет ночевать.