Тем не менее эксперименты со сверхсветовыми прыжками при участии человека не прекращались, благо в добровольцах недостатка не было. Ученные постоянно совершенствовали системы гипердрайва, испытывали разные модели и всевозможные режимы их работы, разрабатывали весьма хитроумные средства защиты – но всё безуспешно. Им не удавалось даже понять, почему гипердрайв разрушает человеческий разум. Это, кстати, до сих пор неизвестно.
Только спустя двадцать девять лет со времени изобретения гипердрайва, уже в начале XXIII века, случилось то, чего уже почти никто всерьёз не ожидал: очередной подопытный сохранил после прыжка здравый рассудок. Звали его Раден Афанди; как и многие другие добровольцы, он был нелегальным мигрантом и вызвался участвовать в эксперименте ради предоставления его семье гражданства Федерации.
Очень скоро стало очевидно, что ни режим гипердрайва, ни особенности конструкции данной конкретной модели, ни средства защиты не сыграли тут никакой роли. Причина была в самом Афанди, которого почти сразу назвали резистентным – то есть сопротивляемым. Гораздо сложнее было выяснить – нет, даже не то, почему он не сошёл с ума, а хотя бы признак, по которому можно отыскать других резистентных. В конце концов, после анализа тысяч различных вариантов, такой признак нашли. Он был достаточно прост и легко поддавался обнаружению при помощи серии несложных медицинских тестов. Вот только оказалось, что резистентные встречаются чрезвычайно редко – примерно один на два миллиона человек.
В Северной Федерации, где каждый гражданин имел доступ к медицине (если не к платной, то к страховой, а если не к страховой, то к социальной), почти всех резистентных выявляли ещё в младенческом возрасте. В других сверхдержавах Земли дела обстояли намного хуже и особенно плачевно – в Африканской Республике, где более трёх четвертей населения были лишены даже самого элементарного медицинского обслуживания. Правительство Федерации неоднократно предлагало африканцам помощь в проверке их детей на резистентность (разумеется, с выгодой для себя), но всякий раз тамошние власти выдвигали заведомо неприемлемые условия.
Как показали генетические исследования, резистентность не являлась наследственным признаком и не могла быть привита искусственно. Механизм её возникновения и функционирования так и остался неразгаданной загадкой. Распределение резистентных по различным расовым и этническим группам было приблизительно одинаково, а отклонения от среднего в ту или другую сторону не выходили за рамки статистической погрешности.
Зато обнаружилась существенная корреляция между резистентностью и умственными способностями. Априори логично было предположить, что коль скоро все животные, включительно с обезьянами, абсолютно нечувствительны к воздействию гипердрайва, то у людей сопротивляемостью должны обладать преимущественно индивидуумы с низким уровнем интеллекта. Однако в действительности картина оказалась прямо противоположной: у восьмидесяти процентов резистентных коэффициент умственного развития превышает сто двадцать единиц, тогда как по всему человечеству в целом таким показателем обладает лишь каждый шестой.
С открытием резистентности началась третья космическая эра – звёздная эра. Но для обычных людей это ничего не меняло. Все они, за исключением горстки избранных, по-прежнему были пленниками Солнечной системы, а проблема перенаселённости Земли оставалась всё так же актуальна. Человечество в целом обрело бессмертие – пусть и медленно, очень медленно, но оно всё же начало покорять Галактику. Зато отдельные индивидуумы, составляющие это человечество, были обречены умереть там, где и родились. Правда, у каждого ещё имелся шанс совершить межзвёздное путешествие в криогенной камере – теперь было кому позаботиться о выживших после разморозки. Но такой способ переселения на другие планеты, с вероятностью четыре к одному угодить на тот свет, не приобрёл широкой популярности. Хотя желающих рискнуть хватало – и как раз они (вернее, двадцать процентов выживших) становились основателями новых внеземных колоний.
Ну а мы, резистентные, стали орудием космической экспансии человечества. Как и ко всем, кто выделялся среди прочей массы людей, к нам относились двояко.