Лексен нетерпеливо бросился к нему, Констану, наспех запирая двери и даже не скидывая пиджак. Он страстно приник к его губам, снимая короткие, быстрые поцелуи, и, обвивая талию, прижимался всем телом, отдавая свои горячность и жар.
— Лексен. Пьер. Ну что ты… — прошептал Констан, растворяясь в юношеской нежности, обвивая шею и голову Лексена, скидывая на пол его кепку.
— Я хочу тебя. Прямо сейчас. Немедленно. Я так ждал… — выдохнул Бруно и стремительно опустил руки вниз, не давая Дюмелю забыться без его поцелуев. Горячие ладони легли на брюки, любовно поглаживали бедро, скользили вверх по ягодице.
В порыве стремительно разжигающегося пламени между ними Констан не успел сообразить, как оказался прижатым к стене, а рука Бруно уже скользила под его расстегнутыми брюками. Дюмель улыбнулся: его Бруно так скоро научился и узнал, что ему нравится. Что же будет дальше? Что произойдет сейчас? Лексен так желал постичь многие тайны прошедшими ночами. Пересилит ли он сегодня свои опасения? Не забоится встретится с ними лицом к лицу и усвоить, что, преодолев волнующий рубеж, наступит длительное блаженство?
Да. Мальчик оказался смел. Он, трясясь от возбуждения, осел на ватных ногах на пол и спустил с Констана холодными от волнения руками брюки. Я открыт навстречу тебе, подумал Дюмель, вздыхая и готовясь к некоему таинству, что скрепит обоих. «Ты сможешь, Пьер, не робей; ты был так близок к этому днями ранее, но сокрушался, что мне не понравилось, что ты не был хорош. Но ты для меня всегда лучший, в любой миг, любую секунду, любой час».
Секунда, другая. Горячее дыхание Лексена. Внизу живота пробежали мурашки. Его теплые и мягкие губы. Осторожный, робкий поцелуй. Вновь волнительное дыхание. Вновь его губы, теперь ближе, проникновеннее. Смелое любовное покусывание. Теплый, влажный язык. Ну же, Пьер… И вот он полностью окутан его горячими лобзаниями.
Констан вздрогнул и, на секунду будто пронизанный разрядом тока, сжал плечи Бруно. Тот шумно выдохнул, крепче обхватив Дюмеля за талию и прижимаясь к нему, впитывал, поглощал, вдыхал, ласкал. Обоим не хватало воздуха: они задыхались от переполнявших, бивших через край чувств.
Пульс соскочил. Сердце сбилось с ритма. Тело обмякло, растворяясь в нежности. Оба перевели дыхание, глядя друг на друга. Бруно поднялся.
— Ты знаешь, зачем пришел? — спросил Констан.
— Да. Чтобы быть с тобой, — прошептал Бруно, ища губы возлюбленного.
— Чтобы я что-то дал тебе? Чтобы ты что-то забрал у меня? — Дюмель стянул с его плеч пиджак и не глядя отбросил на сидение стула в сторону.
— Чтобы ты помог мне решиться. С тобой мне не так страшно, — признался Лексен, заглядывая Констану в глаза.
— Скажи вслух, в чем ты нуждаешься и чего желаешь. Мы должны говорить всё, чтобы понимать друг друга, — шептал Дюмель.
Бруно секунду помялся, а затем, поднеся губы к самому уху Констана, прошептал ему свою тайну.
— Мне самому страшно. Ты догадываешься, почему. Я еще не готов. Но мне хотелось бы доставить удовольствие другому, — добавил он громче, расстегивая рубашку.
— Понимаю тебя. Не представляешь, как… — шептал Констан.
Разгоряченные грудь и живот юноши вздымались от волнения. Дюмель взял его за руки, не отрывая глаз от лица, потянул за собой и увлек на кровать. Старые пружины под ними просели и скрипнули. Лексен был напряжен и возбужден, жадно изучал Дюмеля, нервно водя желваками и шумно дыша через нос. Он склонился над Констаном, покрывая частыми поцелуями его шею, постепенно освобождая его от одежды. Дюмель подставлялся его страстным губам.
Лексен волновался за последствия, поэтому не спешил начать, не мог перейти к сокровенному, думал Констан. И был прав. Мальчик не хотел получать боль, но еще больше не хотел нанести ее. Подсознательно он ставил себя на место другого, и ему становилось дурно. Однажды встретившись с насилием, не скоро и тяжело отойдешь от трагичных воспоминаний о нем, как быстро ни старайся забыть. Случай с Лексеном этому подтверждение. Дюмель отдал бы всё на свете, чтобы вновь разбудить в Бруно каждодневную радость, осчастливить его на всю жизнь, избавить от тягостных мыслей.
— Не волнуйся. Всё хорошо. Не страшись. Ты со мной. Мы вдвоем. Только ты и я. И никто, кроме нас. Мы вместе. Наедине. Я скажу тебе, если что-то произойдет. Не бойся. Я люблю тебя… — шептал Констан Бруно, спокойно глядя на него и снимая брюки. Лексен смахнул их одежду на пол.
Они вновь сблизились. Их естественность, изначальная природа вновь встречаются. Констан желанен, но Лексен нерешителен. Он со смесью страха, страсти и нежности смотрит в глаза Дюмелю.
— Ты всё сделаешь правильно. Ты готов к этому. Уже был готов. В день нашего знакомства, — произнес Констан.
Сглотнув, Бруно скользнул по телу Дюмеля ниже. Констан видел и чувствовал готовность еще робеющего Лексена. Тот нагнулся и, выдохнув, медленно вошел в Констана. С каждой секундой души обоих наполнялись волнением, грудь разрывало от жара, сердце стучало в горле.
Дрожащий от возбуждения Бруно горящими глазами смотрел в лицо Дюмелю, сдавливая руками его талию. Тот нежно обвил его плечи и кивнул. Лексен, не сводя с него взгляд, задвигался, покачиваясь. С каждой секундой в глазах юноши искра разгоралась всё больше, а движения становились увереннее.
Вскоре оба тихо постанывали от удовольствия. Бруно поднял лицо и глотал воздух через открытый рот. На его раскрасневшемся лице выступил пот. Грудь блестела от выступивших мелких капель. Кровать поскрипывала. Но обоим было наплевать, что постояльцы верхних номеров, если еще не легли спать, могли услышать сторонние звуки, доносящиеся с мансарды. Бруно соскользнул ладонями с тела Констана и вцепился в изголовье кровати, найдя новую точку опоры.
Лексену казалось, что от бешеного сердечного ритма и кипящей внутри страсти он потеряет сознание. Когда он, опустошенный, обессиленный, но счастливый, упал на Констана, в его ушах стоял звон, в голове гудело, мир вокруг вертелся, сердце колотилось, выскакивая из груди. Он был, казалось, на грани сладкой смерти.
Оба шумно и глубоко дышали. Тела пылали, покрытые росинками пота. Они приходили в себя несколько минут, не в силах шевельнуться. Бруно лежал, уткнувшись Дюмелю в шею и обжигая дыханием горло. Констан обнял его, закрыв глаза и глубоко дыша.
— Тебе понравилось? — промычал Лексен между частыми вздохами, сглотнув.
— Мне было хорошо, — прошептал Дюмель.
— Тебе не было больно? — переведя дыхание, произнес Бруно.
Дюмель помотал головой на подушке, разметав свои влажные волосы. Лексен переместил голову на его груди и смотрел на крестик, прилипший к влажному телу.
Наконец Бруно оперся на одну руку и перекатился с Констана на кровать с ним рядом. Тот повернул к нему свое лицо. Лексен еще не мог успокоиться и прийти в себя, кажется, в нем сейчас смешалось всё — и триумфальная победа над собственным страхом, и радость яркой близости, и счастье нового опыта. Юноша закрыл глаза, выдохнул, спустил руку с кровати, нашарил на полу брюки и, подняв их, выудил из кармана спички и сигарету. Через пару мгновений он затянулся и выпустил вверх струйку дыма. Констан лежал рядом и, уронив одну руку себе на грудь, смотрел, как под потолок уплывает, растворяясь, сигаретный дым.
Пара минут прошли в молчании. Оба безмолвно лежали рядом, глядя в потолок и приходя в себя. Бруно выкурил одну сигарету. Констан изучал трещинки на потолке вокруг лампы. Потушив сигарету о железный каркас старой кровати, Лексен щелчком отбросил окурок в сторону.
— Ты никуда не спешишь? — произнес он, посмотрев в сторону Дюмеля. Тот отрицательно мотнул головой.
— Я обещал маме вернуться до десяти. Думаешь, успею? — Бруно вновь посмотрел на Констана.
— Смотря, сколько ты еще планируешь провести со мной, — ответил тот, поворачиваясь и оставляя легкий поцелуй на губах.
— Теперь я не боюсь. Потому что знаю: не смогу нанести боль, — уверенным шепотом заявил он.
— Я знал это с того самого дня, — вполголоса ответил ему Дюмель и накрыл его губы долгим и сладким поцелуем, который не отнимал, а, наоборот, прибавлял, восстанавливал силы. Одновременно ощутив прилив энергии, готовые продолжить, они обнялись и вновь воссоединились, предвкушая новый чувственный взрыв.