В тот день Дора, как и всё последнее время, взяла Ксена с собой во двор. Но не успела выпустить его, как он со всех ног рванул от неё и припустился бежать.
В одну секунду Ксен пересёк каток, пытаясь догнать серого пушистого кота, и — попал под колёса такси, на большой скорости нёсшегося к одному из подъездов.
Он ещё жил, когда она подбежала к нему, но уже тяжело дышал. Его внутренности валялись рядом с ним, на только что выпавшем и не успевшем почернеть от колёс снегу.
Стёп потянулся к Ксену и стал лизать его. Он лизал место над раной, из которой вывалились внутренности. А она повисла над Ксеном ватная, оглушённая судорожным — человеческим дыханием Ксена и грохотом своего сердца.
Таксист благополучно высадил пассажира и уехал — по другой стороне двора, даже не оглянувшись на то, что сделал: подумаешь, кошка, не человек же.
А когда Ксен вздохнул в последний раз, она присела перед ним на корточки.
— Я тебя любила больше всех. Я тебя любила больше всех. — Она повторяла одну и ту же фразу, пока Стёп продолжал лизать быстро остывающий Ксенов живот над раной.
Похоронила она Ксена под деревом. Вырыть яму в мороз не смогла, засыпала Ксена песком, чтобы весной закопать по-настоящему.
В тот же день за обедом Соня Ипатьевна была совсем не такая, как обычно. Обычно она затевала разговоры — о книжках, которые теперь давала Доре читать (и «Верного Руслана», и «В круге первом», и книгу Конквиста… перебрали по сцене, по слову), или рассказывала Доре очередную главу из своей жизни — о том ли, как училась в консерватории, о своём ли любимом, что был с ней в лагере и погиб там, об урках ли, живших даже в лагере по своим строгим законам…
А в тот день ела молча. Когда Дора разложила по тарелкам картофельные котлеты и чай разлила, Соня Ипатьевна вынула из своей сумки и положила рядом с Дориной чашкой бумагу с отпечатанной на машинке короткой фразой: «Не удалось установить место гибели».
Был Акишка в жизни или он — плод её воображения?
Она подумала, а Соня Ипатьевна сказала:
— Сколько нас исчезло, словно нас и не было.
Подымался дым из чашек, остывали картофельные котлеты с грибным соусом.
— Вряд ли он поменял фамилию, — сказала Соня Ипатьевна.
Исчез? Плод её воображения? Почему же Акишка — тут, с ней, тоже пьёт чай?
Он любил чай. Склонялся над его парком, говорил: «Согреешься, и башка варит лучше». Мерзляк он, всегда ему — холодно.
— Хочешь, я ещё раз запрошу? Появилась такая организация — «Мемориал».
В тот же вечер Кроль пришёл к ней раньше, чем обычно.
Сидит перед ней потный. Светло-зелёный, чуть водянистый взгляд плывёт мимо…
— Благослови, мать, хочу жениться.
Она ослышалась?
Своими словами Кроль под их общую жизнь черту подвозит.
Всего несколько лет побыла матерью.
Кроль привёз Виточку знакомиться в весенний теплый вечер.
Запах клейких, только-только вылупившихся первых листков, запах свежих огурцов — то ли от народившейся сегодня травы, то ли от земли, напоённой весенней водой, то ли от воздуха, идущего сверху, из таинственного пространства. Запах пробуждения новой жизни, запах обновления совпал с появлением в её судьбе Виточки.
Возвестил об этом событии сердитый лай Стёпа.
Первые слова Виточки в её доме: она не любит собак. Пришлось эвакуировать пса в спальню.
— Смотри, мать, какая красивая! С картинки! — сказал Кроль, когда Дора закрыла дверь за Стёпом.
Розовы щёки. Чёрны брови. Искусственны рыжие кудряшки. Негнущаяся ладонь в рукопожатии. Не зацепившийся за её — взгляд, кукольный, синего цвета.
— И впрямь с картинки, — сказала.
— Через два месяца ждём ребёнка, — важно ввёл её в курс дела Кроль.
Только теперь она заметила свободный плащ, раскинувшийся шатром вокруг Виточки.
В этот момент Стёп вышел, крадучись, из спальни и подобрался к Доре. Он глухо ворчал, проявляя не свойственное ему недружелюбие. Она принялась поглаживать его — успокаивая.
— А свадьбу будешь делать? — спросила, пряча глаза от Кроля.
— С тем и пришёл, мать. Напоишь чаем? — Он повёл Виточку в кухню, кинулся к одной полке, к другой, достал муку, поставил на место, достал пачку с горчицей… вместо чашек поставил на стол глубокие тарелки, вместо сахара подвинул Виточке соль…
— Ты чего суетишься? — удивилась Дора. — Успокойся, сынок, мука ни при чём, горчица тоже, — сказала жалостно. — Всё своим чередом. Руки-то нужно вам мыть? Пока помоете, чай будет готов.