Был проведён ночной рейд и разнёс честные кооперативы поверивших Горбачёву. К часу ночи добрёл до неё Зошка, с небольшим компьютером в руках, каким-то чудом спасённым от бандитов.
— Забрали всё, — сказал он.
Стоял, покачивался, точно под ветром, остановившимся серым взглядом её не видел. Худенький, хрупкий, за несколько часов он снова стал подростком, и куртка была ему велика.
Пил чай, будто камни глотал. Морщился. Больше он не проронил ни слова за те полтора часа, что просидел у неё.
Прощаясь, она обняла его. Он дрожал.
— Останься у меня, — попросила. — Поспишь, легче станет.
Словно не услышал, сказал:
— Негде взять денег.
Зачем тебе деньги? — спросила.
— Компьютеры — чужие, на много тысяч. В ремонт мне дали семь компьютеров и три принтера.
И только тут она поняла, что произошло.
Она не охнула, не всплеснула руками, не принялась причитать.
— Сколько? — спросила. Взяла Зошку за руку, втянула в комнату, усадила к столу, положила перед ним тетрадь в клетку, в которой записывала свои расходы, дала ручку. — Считай.
— У нас с матерью нет таких денег, а у отца я никогда не возьму. Мама разошлась с ним потому, что он не давал ей денег на жизнь. И мне никогда не купил ни одной вещи. Даже конфетку не приносил.
— Считай, — повторила Дора. — Сколько нужно? И глупости в голову не бери, — сказала жёстко. — Что надумал?
Метнулся взглядом на неё.
— Откуда ты всё всегда знаешь про меня, тёть Дор? — спросил. — А что мне делать?
— Звони матери, скажи, остаёшься у меня, я болею. Потом считай. Потом ложись спать. С утра вызову Соню Ипатьевну тебя сторожить, чтобы глупостей не наделал. Я по дому соберу. Люди же. Ясно?
Убили мирных жителей в Тбилиси. Ночью позвонил Рудька, сказал, что Нана — в больнице (чёрт погнал её на демонстрацию!).
Выскочили на свет омоновцы и стали определять, кому жить, кому не жить в Литве и в других огненных точках.
Каждое событие по сердцу проходило. В глуби страны — все теперь ощущали это — зрела братоубийственная война, а в центре войны — мальчик Рудька.
Сорваться бы Доре, снова по её близким — танком — шла политика. Но сорвалась Соня Ипатьевна. Неожиданно для себя самой, по её словам, впервые в жизни, она впала в депрессию: перестала смотреть телевизор, выходить из дома. Лежала отвернувшись носом к стене.
Может быть, борьба за жизнь Зошки, может быть, тяжёлая работа — каждую минуту Дора кому-то стирала, готовила, может быть, открылись резервы нерастраченных в битвах с властью сил… — она не раскисла, она поняла: только от неё зависит, выжить им всем или погибнуть.
— Соня, пойдём погуляем, прошу тебя, — пыталась она поднять подругу. — Ничего особенного не, происходит, всё — то же самое.
— Не то же. Я поверила, — тихо сказала Соня.
— Ты должна жить. Ты должна встать, — жёстко говорила Дора, а сама прекрасно понимала, о чём та.
— Никому я ничего не должна. Боролась, а теперь устала. Не хочу.
— А мы как же? А с нами ты как поступаешь? Что нам с Наташей без тебя делать? Мы-то в чём виноваты?
Соня Ипатьевна не отвечала.
Рудьке Дора написала письмо на трёх страницах — выдала свои рассуждения о смысле жизни: в такие моменты истории нужно бежать прочь от политики и ни под каким видом не жертвовать своей жизнью — не остановишь танк, прущий на тебя, или лаву из ожившего вулкана…
Зошке собрала деньги. Спасла от самоубийства. Но ценой каких унижений… ценой каких мытарств — приходилось упрашивать людей, приходилось работать на износ, никогда столько не работала, и пришлось тайком от Зошки найти Зошкиного отца — не ушла, пока не вытрясла нехватающей суммы, — расстались у сберкассы.
Да, политика творилась вприкуску.
— Соня, пойдём в кино, — начинала свою песню Дора на следующий день.
В тот вечер пришла к Соне и Наташа.
— Меня стыдила… приказывала, чтобы я нюни не распускала, а сама? — резко спросила она. — Ну и где твой Пушкин? Где твой Рахманинов? Где твоё солнце? Где твой яркий свет?
Соня Ипатьевна села в кровати, лихорадочными глазами уставилась на Наташу.
— В лагере мне казалось, случилась несправедливость. Выяснится, кончится этот бред. Казалось, Россия — жива. Казалось, Россия не может погибнуть. Казалось, она сокрушит тех, кто устроил тот ужас всем нам. А теперь… снова кровь, насилие… снова — нищета. И к тому же Россию распродают, деньги между собой делят. Всё равно нам всем погибнуть. Что сейчас властвует над Россией, скажи. Почему Россия взяла от Америки не лучшее, а худшее? Почему меня гонят из России — в землю?