Новости, обычные, что ежедневно порциями поглощаются без напряжения, сейчас не помещаются в ней, ибо каждая из них — целая жизнь, и Дора, со своим воображением, сразу видит все детали этой жизни,
И как-то быстро перегрузилась она, перенасытилась. Ноги налились слабостью, вот-вот подогнутся, снова червяком заскользила, извиваясь, по груди боль, сейчас подберётся к сердцу, чтобы впиться в него, — так неожиданно ощущение собственной нужности, что мочи нет перенести! Впервые за сорок лет она оставила свой пост на две недели. И — впервые за сорок лет — ей такое… как актрисе!
В тот миг, когда она готова была рухнуть на очищенный ото льда асфальт своего двора, сзади, ей в ноги, ткнулся кто-то, и она обернулась.
Стёпка?!
Сквозь рассеянный свет, что плыл перед ней, сразу увидела — не Стёпка. Чуть мельче. И глаза — не Стёпкины, без человечьей любви и преданности, легкомысленные, радостные, какие бывают только у очень юных существ. Но уши — шалашиком. И цвет шерсти Стёпкин — палевый.
Слова, скользнувшие в неё без осмысления «А у нас щенок есть, Стёпкин», ожили. Но снова застит и людей, принёсших ей свою любовь, и суетящегося, в восторге тычущегося в ноги щенка: Стёпку… головой в мешок. Снова в ушах — визг Стёпки, живой, когда еще можно спасти, и помощью Стёпке её, Дорин, крик: «Это моя, моя собака! Отдайте!». И — хохот пьяных садистов в ответ.
Золотистый свет рассыпался в клочья, перемешался с чёрным, и она поплыла в потоке бликов. Нет тела. Лишь вспышки перед глазами — чёрные, красные…
…Очнулась — на своей кушетке, словно никогда и не расставалась с ней. И всё — как до Стёпкиного мученичества. Рыжуха пристроилась в её паху и ласковыми когтями пробивает одежду, легко царапая тело под аккомпанемент своей песни. Она и родила однажды не в отведённой ей коробке, а прямо здесь. В ту ночь проснулась от запаха крови. Залита кровью, уже присохшей коркой по бокам. Не успела испугаться, встретилась с гордым, материнским Рыжухиным взглядом — «Смотри, как ловко и без твоей помощи я тут управилась!» Сейчас Рыжуха прямо-таки лоснится от радости. Шерсть блестит, глаза блестят, и чаще, чем обычно, царапают счастливые коготки её, Дорину, плоть. А по бокам чинно сидят, сторожа её пробуждение, остальные, смотрят на неё бессонными. глазами, ждут игру.
Игра у них простая. Дора берёт верёвку с бумажкой и поднимает её вверх по очереди перед каждым, и каждый прыгает. Выше подскакивает бумажка и — выше подпрыгивает очередной счастливец.
Но сейчас игры получиться не может, она лежит. Её же питомцы смотрят так, что вот-вот игра состоится.
Выигрывает всегда Ксен.
Он — страстный и легкий, может, потому, что ест немного и не жадно, как Икс и Оспа. Главное для него — прыгать и драться.
Поначалу злым он не был. Появился в Дориной жизни тощим голодным блохастым котёнком. К тому времени умерли от старости две её собаки, одна за другой, и она решила животных больше не заводить — слишком тяжело оказалось расставание. Но Ксен так дрожал от холода, даже плакать не мог, и она подняла его с земли, положила за пазуху и принесла домой. Он ходил за ней, как собака, и на улицу, был ласков и предан по-собачьи. Белый, с чёрными, коричневыми и серыми полосками, напоминал тигрёнка. С появлением Скрипа, ослепительно рыжего красавца, изодранного в драках, это сходство стало ещё более очевидным — Ксен заходился от злости, впивался в несчастного кота, и Доре приходилось быть всегда начеку чтобы Ксен не перегрыз Скрипу глотку. С Иксом получилось проще. Он появился изголодавшимся, умирающим подростком и как само собой разумеющееся принял деспотизм Ксена: здесь не ложись, там не сиди, не лезь к мискам, пока старшие не поедят… Драка с ним, когда тот вырос, случилась лишь однажды, из-за Рыжухи. Но вполне достаточно оказалось одной встряски, чтобы он навсегда оставил Рыжуху в покое. Со Скрипом так просто уладить отношения не получилось. Властный, видавший виды кот не желал подчиняться насилию Ксена, рычал, вскидывался, сам лез в драку, когда Ксен наскакивал на него. Однажды так вцепились друг в друга, что пришлось схватить лопату. Рваные раны, кровь не останавливали их — коты бились насмерть. Оставлять их вдвоём стало невозможно, и Доре снова пришлось брать Ксена с собой во двор. Лишь там он переставал дрожать злой дрожью и шерсть у него не стояла дыбом, а — поблёскивала в солнце. Даже по магазинам вынуждена была Дора таскаться с Ксеном за пазухой. Что ни делала она, чтобы задобрить своего первенца (кусок получше подсовывала, гладила чаще других), ничего не получалось, и Дора решила отдать Скрипа, хотя ей и жалко было его, поджарого, как пёс, изголодавшегося, намучившегося. На всех подъездах развесила объявления. И тут, как в сказке, посреди двора, на летней клумбе появилась принцесса. Клякса. Хорошенькая, вся чёрная, с белым пятном на конце хвоста, изящная, всегда улыбающаяся, она явно выросла в тепличных условиях и не успела хлебнуть голода и гонений бесприютства. Увидев исполосованного ранами героя, стала тереться об него, лизать его раны. Сразу из всех выбрала его и с тех пор с ним не разлучалась.