- Дед Харлампий сказал, чтоб лодку не трогали и к ней не лазили.
- А если нужно?
- Да ни за чем не нужно! Ты просто хочешь посмотреть остров и ту козу...
- Ну... хочу, - слегка смутилась Юка. - Только это совсем не главное! Ради этого я бы не просила... И вообще, просила бы не тебя, а дедушку. Он меня возьмет. Что ему, жалко? И остров никуда не денется и коза... А сейчас я про Антона думаю, а вовсе не про козу! А ты бессовестный, если так думаешь.
Вся рассудительность и солидность, какие были в Сашко заложены и восприняты им от отца, восставали против поездки. Но какие бы доводы ни приводил Сашко, Юка немедленно находила противоположные и доказывала, что ехать нужно, абсолютно необходимо. Никто не рассказывал им печальной сказки об Адаме и Еве, а сами они, конечно, ее не читали. Как и всякая сказка, она, очевидно, отражала какие-то изначальные качества человеческих характеров, иначе бы не возникла и не повторяло бы ее несчетное число уже не мифических, а живых людей на протяжении всей истории. Юка обнаружила в споре ловкость и изворотливость не меньшую, чем любая из ее предшественниц. Когда все доводы были исчерпаны и не поколебали стойкости Сашка, Юка пустила в ход самый коварный и страшный для мужчин, который, должно быть, погубил и библейского Адама.
- Ты просто боишься! Ты трус, и больше ничего!
Такого удара в солнечное сплетение мужского достоинства маленький деревенский Адам не выдержал.
- Ладно, пошли. Ну смотри, попробуй потом чего говорить! - зло сказал Сашко и даже показал кулак.
Они долго ходили по берегу и никак не могли отыскать место, где дед прятал свою лодку. Трава, примятая ими вчера, распрямилась, следы Боя и Антона в иле затянуло грязевой жижей, а кусты были похожи один на другой. Наконец Сашко остановился: на одном из кустов, которые росли большой густой купой, была срезана ветка. Вчера Антон срезал ветку для Юки, других срезов нигде не было, значит, это то самое место.
Сашко осторожно полез в кусты, Юка начала пробираться следом, заторопилась и, ломая ветки, упала. Короткий рукав платья, задетый сучком, разорвался до шеи, лоскутья повисли как свиные уши. Во всю длину руки тот же сучок ссадил кожу, в ссадине начали быстро-быстро проступать крохотные капельки крови. Ссадину жгло огнем, на глазах Юки выступили слезы, но, встретив испытующий и злорадный взгляд Сашка, она как ни в чем не бывало собрала в кулак лохмотья рукава и спросила:
- У тебя булавки нет?
- Сроду они у меня были?
Юка отпустила лохмотья, они опять повисли, как свиные уши.
Под ногами хлюпало и чавкало. Старые стебли камыша, корневища устилали дно, прогибались под ногами, но не позволяли им увязнуть в иле. Ребята разгребли камыш, взобрались в лодку; Сашко, упираясь лопатой-веслом в кочки, вывел ее на чистую воду. Грести он не умел, а у лодки оказался подлейший характер - вперед она не двигалась, но зато, как вьюн, вертелась из стороны в сторону. Иногда Сашку удавалось толкнуть ее на шаг вперед, но весло цеплялось за плети кувшинок или какие-то коряги, и, высвобождая его, Сашко подтягивал лодку на прежнее место. Сашко запыхался, взмок и, разозлившись, бросил лопату на дно лодки. Юка подобрала весло, попробовала грести сама. Лодка продолжала вертеться, но все же начала продвигаться и вперед. Шла она не носом, как полагается, а боком и в таком темпе, что Сашко фыркнул:
- Вторая космическая скорость!
К счастью, у ребят не было часов, поэтому они не могли следить течение времени, что больше всего и раздражает спешащего человека. О том, что времени прошло немало, дали знать желудки: ноющей пустотой они напомнили о себе.
Наконец несуразный бокоплав причалил к острову. Ребята подтянули лодку, чтобы она не уплыла, и, продираясь через кусты, побежали к купе деревьев, стоящей на взгорке.
- Антон! Бой! - негромко позвала Юка.
В ответ раздался тяжелый топот, навстречу им вылетел хакающий Бой. Молотя хвостом кусты, он лизнул Юку в лицо и помчался обратно.
Антон собрался завтракать - раскладывал на мешковине припасы, присланные теткой Катрей.
- Вот молодцы! - сказал он, улыбаясь. - Я так и знал, что вы приедете.
- Ну как тебе тут? - спросила Юка, не отводя взгляда от еды.
- Полный порядок! Спал во дворце имени деда Харлампия. Прима-люкс!
Юка немедленно залезла в крохотный шалашик из веток тальника, полежала на шумящей жухлой листве.
- Мне бы здесь пожить! - завистливо вздохнула она, вылезая. - А что? Попрошу дедушку, он меня возьмет с собой, и все... Только еды надо взять побольше...
- Ну, еды и сейчас хватит. Давайте, ребята, подрубаем.
- Что ты, что ты! - неискренним голосом сказала Юка. - Тебе самому мало.
- Да ну, вон здесь сколько! На-авались! - скомандовал Антон и показал пример, как надо наваливаться.
- Мы самую-самую чуточку, - сказала Юка, - а то почему-то ужасно есть хочется, - и, покончив с нравственными борениями, принялась за еду.
Сашко ни с чем не боролся и без всяких объяснений начал "рубать".
- Чего это ты рваная? Подрались, что ли? - заметил наконец Антон разорванное плечо Юкиного платья.
Юка покраснела и собрала в кулак лохмотья:
- Упала... Булавку бы. Или хотя бы веревочку...
Булавки не оказалось, обрывок шпагата нашелся в одном из карманов рюкзака. Антон обвязал шпагатом собранные в пучок лохмотья. Подол платья слева вздернулся, зато плечо было немного прикрыто.
- Шик, блеск, красота! Тра-та-та, тра-та-та! - насмешливо сказал Сашко.
Юка отмахнулась от него.
- Ты ее видел?
- Кого?
- Как, ты даже не знаешь? Тут же живая дикая коза!
- Нет тут никакой козы.
- Есть, - сказал Сашко, - дед говорил... и вот, - показал он на засохшие козьи орешки.
- Пойдем поищем. Мы хоть издали посмотрим, немножечко...
- Нельзя, - сказал Сашко, - собака может загрызть, если найдет.
- Нет, я не дам, - сказал Антон. - Сейчас...
Он отстегнул ремни рюкзака, связал их и петлей надел на шею Бою. Получилось что-то вроде ошейника и очень короткого поводка.
- Пошли. Рядом, Бой!
Бой посмотрел на него, вильнул хвостом, и они двинулись. Иногда, чуя след, он утыкался носом в землю и устремлялся вперед, тогда все трое вцеплялись в него и придерживали. Остров густо зарос кустарником. Они запыхались, исцарапались, но так козы и не увидели.
- Хватит! - сказал Сашко. - Не будет дела. Мы шумим, как на свадьбе, она слышит и убегает. Что она, дурная, что ли, чтобы к нам идти? И домой пора, вон уже солнце где...
Солнце стояло в зените. Как ни обидно было Юке уезжать, не повидав дикую козу, уезжать пришлось.
- Наверное, дедушка уже разыскал Федора Михайловича, - сказала Юка Антону, садясь в лодку, - и они едут домой. Знаешь, я сейчас пойду переоденусь и побегу в лесничество, буду там ждать. И вместе с ним приду... А ты, Сашко, приходи сюда к озеру и жди здесь.
Сашко и Юка переправились обратно, забросали лодку камышом и пошли в село.
Митька проснулся поздно. После вчерашнего башка трещала, во рту было так скверно, будто он наелся мыла. Он окунул голову в ведро с холодной водой. От этого сделалось немного легче, но ненадолго. Следовало опохмелиться, что он и сделал, не обращая внимания на причитания матери. После опохмела голова стала болеть меньше, настроение улучшилось.
- Брось, мать, не гуди, - почти благодушно сказал он, - теперь дела пойдут на поправку - нашел заручку. Поняла, нет? Только бы не упустить. Ну, я своего не упущу!.. Собери поесть, ну и еще чекушку прихвати...
По всему получалось, что дела его действительно могли теперь поправиться. Начальничек тот может пригодиться. Собаку он и сам хотел пристрелить, но раньше могли выйти какие-то осложнения, а теперь будет полный порядок. А если начальничку этим делом угодить, может, удастся зацепиться в Чугунове. Главное - зацепиться, потом он сам сориентируется, не впервой... А пока под это дело можно ружье пару деньков подержать, голова теперь ничего не скажет. Может, что и на мушку подвернется...