– Разрешите доложить, капитан! – начал побледневший старшина. – Пропал «Князь Вацлав»!
Потрясенные лица присутствующих обернулись к нему.
– Что значит «пропал»? – рявкнул Вульпис, нарушая иерархию. – Линкор – не иголка…
– Линкор не отвечает на сигналы. И перестал набирать скорость. На графике его видно, но что-то с ним не так… – оператор запнулся. – Сигнал «свой-чужой» от него получить не удается. И слишком много отражает энергии – как будто с него содрали покрытие маскировки излучения.
– Рулевой! Выполнять маневр отхода! – рявкнул Мирский в наступившей внезапно тишине.
– Есть выполнять маневр отхода! – Капитан-лейтенант Вульпис лихорадочно защелкал переключателями.
Фундаментальная проблема космического боя состоит в том, что если дело оборачивается плохо, это обычно случается в мгновенье ока, и, что того хуже, катастрофа становится видимой для корабля только тогда, когда он настолько окружен вражескими ракетами, что удрать почти немыслимо. Мирский эту ситуацию неоднократно разыгрывал с Бауэром и другими капитанами флота, в результате появился план отхода. Хреновенький планчик, и единственный его плюс, что остальные варианты еще хуже. Что-то дотянулось почти через девяносто тысяч километров и стукнуло линкор из-за угла. Нельзя сказать, что это было совершенно неожиданно: в конце концов, воевать сюда прилетели, а не баловаться. Но не было видно никаких ракет: только свои да осколки после взрыва, плывущие впереди, и еще – тонкие брызги органической «перхоти» от вражеских кораблей.
В активном режиме лидар «Полководца» углядел ракету почти в световой секунде – за триста тысяч километров. Если у врага было лучевое оружие, способное раздолбать на таком расстоянии линкор – почти на два порядка мощнее, чем собственное энергетическое оружие обороны «Полководца Ванека», – то это было чертовски близко. И единственное, что оставалось – это развернуться и включить аварийную тягу, прокладывая вектор прочь от противника, до того как тот откроет огонь.
Радар-2 доложил:
– Торпеда поразит цель через сорок секунд. Цели один и два идут тем же курсом, тормозят с ускорением в один «же».
– Что ж, приятно знать. Господин Хельсингас, я был бы вам признателен, если бы вы были столь любезны приготовить теплый прием всему, что наши друзья попытаются послать нам вслед. Не знаю, что они пустили в «Князя Вацлава», но предлагаю не дать им времени показать нам это. И если вы, господа, меня извините, мне нужно сделать один звонок. – Мирский надел скобу с телефонной трубкой и ткнул в отключение громкоговорителя. – Связь, прошу контр-адмирала.
В наушнике щелкнуло.
– Господин контр-адмирал?
– Вы уже начали отход?
– Так точно, господин контр-адмирал. «Князь Вацлав»…
Визг тревоги разгерметизации резанул по ушам ножом.
– По местам, мать вашу! – заревел Мирский. – Всем надеть скафандры!
Он содрал с себя телефон. Офицеры и матросы бросились к аварийному хранилищу в глубине рубки и надели скафандры, потом неуклюже вернулись к своим постам, и севшие на подмену побежали за скафандрами. Рубка имела отдельную герметизацию и систему жизнеобеспечения, как и все главные нервные центы корабля, но Мирский не хотел рисковать. Не то чтобы аварийные скафандры могли помочь при битве корабля с кораблем, но декомпрессия – дело совсем другое. На борту звездолета она была не меньшим кошмаром, чем пожар или излучение Хокинга.
– Контроль повреждений, докладывайте! – буркнул он.
Подбежавший старшина протянул ему скафандр. Мирский встал и натянул на себя костюм – медленно, дважды проверив дисплей его состояния.
– Докладываю: сильное падение давления на палубе «А», капитан. Критическая декомпрессия, утечка воздуха продолжается. Также докладываю о повреждении эмиттера лидара в квадранте три.
– Проверьте, что все как следует застегнуты. Батарея, радары – обстановку?
Радар-1 доложил:
– Торпеда выйдет на перехват через пятнадцать секунд. Цель держит курс, должна пройти внутри нашего радиуса захвата в течение двадцати секунд, потом остается позади.
Хельсингас кивнул.
– Все орудия заряжены.
– Контроль повреждений! Восстановить систему жизнеобеспечения и выяснить, что там, блин, прохудилось!
– Уже выяснил, господин капитан. Какое-то загрязнение, источник внутри системы: странные органические молекулы низкой концентрации. А также, гм, отдельные очаги пожаров. Почти по всей палубе А. Повреждение лидарной сетки локализовано в районе, где ударил осколок. Шестнадцать человек экипажа показаны на панели состояния как пострадавшие. Сегмент палубы номер два открылся наружу, а они были там в тот момент.
Батарея доложила:
– Пять секунд до фазы терминального ускорения торпеды.
– Ослепить их надо, – сказал Хельсингас. – Сетку на полную мощность!
– Есть! Готов полный мультиспектральный импульс.
Хельсингас наклонился и что-то неразборчиво сказал в микрофон. Радар-1 ответил так же неразборчиво. Потом защелкали переключатели, когда радар перенес приоритет контроля на лазерную сетку, покрывающую корабль, и Хельсингас с двумя помощниками стали вводить команды.
«Полководец Ванек» под прямым углом устремился прочь от вражеских кораблей, уходя от безмолвных преследователей по волнам искривленного пространства-времени. Две водно-солевые торпеды, яркие искорки позади, полетели, набирая скорость, к вражеским кораблям парой ядерных фейерверков. Плотная мозаика панелей, покрывающих приличную часть корпуса, засветилась чистыми искрами лазерного света. Тысяча цветов, сливаясь и мигая, образовали бриллиантовую диадему. Мегаватты, потом гигаватты мощности ударили наружу, обшивка корабля вспыхнула, как направленное пламя магния. Сияние нарастало, и почти все оно уходило в два плотно сфокусированных луча, способных прожечь стальную плиту на расстоянии тысячи километров.
Одновременно двигатели торпед врубили максимум на последних трех тысячах километров до надвигающихся кораблей противника. Летя в десять раз быстрее межконтинетальных баллистических ракет докосмической эры, торпеды, виляя из стороны в сторону, уходили от предполагаемых лазеров корабельной обороны, рассчитывая на пассивные сенсоры и сложные алгоритмы антиспуфинга, чтобы пробиться через ожидаемые помехи и контрмеры вражеских кораблей. У них едва ли тридцать секунд ушло на то, чтобы пройти эту дистанцию и убедиться, что бортовой обороны у противника почти что и нет.
Из боевой рубки «Полководца Ванека» столкновение выглядело более чем зрелищно. Одна из целей просто исчезла, сменившись раздувающейся сферой осколков и горячего газа, разлетающегося от горящей точки и полыхающего куда ярче обычного атомного взрыва: когда корабль взорвался, и рухнули опоры двигателя, баллон с антиматерией пролился в суп металлического водорода, запустив хаос экзотических субъядерных реакций. Но попала только одна торпеда, остальные одиннадцать промахнулись.
– Докладываю: новые импульсы нейтрино, капитан! – сообщил оператор радара. – Не от того, который мы стукнули…
Мирский уставился на главный экран.
– Контроль повреждений! Что там на палубе «А»? Рулевая рубка! Все выполняют план отхода?
– На палубе по-прежнему космический вакуум, господин капитан. Я послал группу обследования, но они не доложили. Падение давления в утилизаторе четыре, без признаков утечки воздуха. И есть серьезная потеря мощности на сетке, капитан, мы где-то теряем мегаватты.
– Сообщение об отходе послано минуту назад, капитан. Пока что все… – Вульпис выругался. – Господин капитан, «Камчатки» нет!
– Что значит «нет», черт побери! – наклонился вперед Мирский.
– Потерян еще один сигнал «свой-чужой», – оповестил радар. – От… – Глаза оператора потрясенно расширились. – От «Камчатки».
На главном графике вектора имперских кораблей удлинялись, дойдя уже до 300 км/сек и продолжали ползти вверх. Планета-цель висела впереди, бесконечно недосягаемая.
Мирский глянул на своего старпома. Илья посмотрел на него – с ожиданием.
– Капитан, должен сказать, что они дерутся каким-то способом, которого мы не знаем…
Красные огни. Воющие сирены. Контроль повреждений, выкрикивающий приказы по громкой связи.