– Похоже на то. – Она пожала плечами. – Но сперва я должна установить контакт с тем, к кому меня послали, хотя бы чтобы убедиться, что передача багажа бессмысленна. – Она зашагала обратно к посадочному модулю. – Этот Рубинштейн считается потрясающе умным для революционера. Он, наверное, будет знать, что…
Раздался далекий треск, будто хрустнула ветка. Василий на той стороне поляны бежал к чемодану. Рашель потянула Мартина к земле, стала нашаривать в кармане парализатор.
– Что это? – шепнуло он.
– Не знаю.
– Черт! Похоже, кто-то нас нашел. Кто бы это ни был. Очень рады познакомиться.
Огромное, горбатое, двуногое чудовище вылезло на поляну. К Мартину и Рашели обратилась разверстая пасть, похожая на дверь.
Рашель придержала Мартина рукой.
– Погоди. Не двигайся! Эта штука, блин, оснащена как танк. У нее со всех сторон сенсоры.
Тварь заковыляла к посадочному модулю и вдруг резко села на корточки. На землю вывалился длинный свернутый язык, на нем выросло что-то большое и шагнуло на луг. Оно повело головой из стороны в сторону, оглядывая спасательную шлюпку, прячущегося за ней Василия, всю поляну. Потом оно заговорило на удивление низким голосом:
– Привет вам. Мы приходим невоенно. Есть ли здесь Рашель Мансур?
Так, мой выход.
Она встала и прокашлялась.
– Кто хочет ее видеть?
Критикесса улыбнулась, показав весьма длинные клыки.
– Я Сестра Седьмая. Вы вовремя, у нас кризис!
У герцогского дворца народ начал собираться к вечеру. Приходили люди по одному, по двое, приползали контуженные, устраиваясь под закопченными внешними стенами. Похожи они были на любых других граждан Новой Республики, только чуть поунылее да чуть поскучнее прочих.
Робард стоял во дворе и смотрел на них из ворот. Двое из уцелевших матросов стояли на часах, с автоматами наготове – реликты временной власти. Кто-то нашел флаг, закопченный по краю, но вполне еще пригодный. Толпа стала собираться где-то через час после того, как флаг подняли гордо развеваться на ветерке. Пусть разбиты окна и поломана мебель, но они все еще солдаты Его Императорского Величества, и еще существуют по всем законам Бога и Императора правила, и эти правила будут соблюдаться – так указал адмирал, и так вели себя его люди.
Робард глубоко вздохнул. Укус насекомого? Очень, очень подозрительное насекомое. Но с тех пор, как оно ужалило адмирала, состояние старика заметно улучшилось. Левая щека висела парализованная, и пальцы ничего не чувствовали, но рука…
Робард и лейтенант Косов занесли своего престарелого подопечного в диспетчерскую, ругаясь и обливаясь потом на полуденной жаре. Сразу после этого Курца стал колотить припадок. Он кашлял, задыхался, хватал ртом воздух, бился в кресле. Робард боялся худшего, но пришел доктор Герц и засадил адмиралу здоровенный шприц с лошадиной дозой адреналина. Адмирал затих, дыша часто, как собака, а левый глаз его открылся и повернулся в сторону, ища Робарда.
– Что-нибудь случилось, господин адмирал? Что-нибудь вам принести?
– Постой. – Адмирал зашипел, мышцы его видимо напряглись. – Жарко очень. Но все так ясно… – Обе руки его задвигались, хватаясь за подлокотники кресла, и на глазах пораженного Робарда старик поднялся на ноги. – О мой Император! Я хожу!
Чувства Робарда при виде хозяина невозможно было описать. В основном это было удивление, но еще – еще присутствовала гордость. Старик не должен был встать; после инсульта он был наполовину парализован. Такие поражения бесследно не проходят, как сказал доктор. Но Курц встал и сделал неуверенный шаг вперед.
События по дороге от вышки к замку слились в неразборчивую пыльную полосу. Реквизированный транспорт, скачка по ухабам через опустевший город, где половина домов выгорела до фундамента, а на уцелевших выросли какие-то жуткие наросты. Замок – пустынный. Адмирала – в спальню герцога. Найти кухню, проверить, есть ли что-нибудь съедобное в огромных подземных кладовых. Кто-то вывесил флаг. Охрану – на ворота. Две робкие служанки, тихие, как компьютерные мыши, выбрались из укрытия и с реверансами вернулись к службе, от которой так давно были отлучены. Четкая подробность: сломанная мебель, сложенная как куча дров для отопления большого бального зала. Аварийные шторы – стальная сетка и паутинный шелк – развернутые на высоких разбитых окнах. Часовые с автоматами. Проверка водопровода. Мундиры в полуденной пыльной жаре. И суета, и деловитость.
Он улучил минутку вломиться в кабинет Гражданина фон Бека. Из революционных кадров никто не пробился так далеко в замок или не пережил активных контрмер. Все инструменты Куратора лежали готовыми к работе. Робард остановился проверить панель аварийного каузального канала, но его энтропию кто-то тщательно довел до максимума, хотя монитор полосы показывал, что осталось еще более пятидесяти процентов. Подтвердив свои худшие подозрения, Робард щедро воспользовался экзотическим инсектицидом, который хранил фон Бек, полил себя так обильно, что воздух посинел и дышать стало невозможно. Потом он сунул в карман небольшой предмет – запрещенный под страхом смерти всем, кроме работников ведомства Куратора, – вышел, запер за собой дверь и вернулся к обязанностям адмиральского камердинера.
Бесцельное скопление народа перед герцогским дворцом за это время незаметно превратилось в толпу. Озабоченные осунувшиеся лица смотрели на Робарда – лица людей, не очень понимающих, кто они, лишенных своего места в ходе вещей. Потерявшиеся люди, отчаянно ищущие за что зацепиться. Несомненно, многие из них примкнули к диссидентскому подполью, куда большее их число воспользовалось сингулярными условиями, порожденными Фестивалем, чтобы максимально расширить свои личные возможности. На многие грядущие годы, даже если Фестиваль завтра исчезнет, это захолустье будет населено гулями и колдунами, говорящим зверьем и ведьмами-прорицательницами. Некоторые не хотели перехода, расставания с человеческой сутью: существование в рутинной определенности – вот чего все они жаждали, и Фестиваль их этого лишил.
Действительно ли затаилась в задних рядах толпы армейская шинель? Человек с унылым лицом, полуголодный, которого в других обстоятельствах Робард счел бы бродягой, мог оказаться последним верным солдатом полка, полностью дезертировавшего. Поспешные суждения могут оказаться рискованными.
Он стал смотреть дальше. Пыль, поднятая на расстоянии примерно в полмили. Гм…
От входной двери открывался широкий коридор, и вел он к главной лестнице, к бальному залу и многим другим, более скромным помещениям. В другой ситуации камердинер воспользовался бы черным входом. Сегодня Робард вошел в широкие двери, предназначенные для послов и местной аристократии. Никто не следил за его пылящим движением через холл, размазывающим грязь по разбитым плиткам и минующим разбитые люстры. Он не остановился до входа в Звездную палату.
– …другая нога барашка. Лопни твои глаза, ты что, постучать не можешь?
Робард застыл в дверях. Адмирал сидел за столом губернатора, и ел мясо с овощами из погреба, а майор Леонов и двое других уцелевших офицеров штаба почтительно стояли рядом.
– Ваше превосходительство, приближается отряд революционеров. У нас пять минут, чтобы решить: драться или вести переговоры. Осмелюсь ли я предложить, чтобы вы вернулись к еде после того, как мы с ними разберемся?
Леонов обернулся к нему.
– Хам, ты смеешь беспокоить адмирала? Убирайся вон!
Робард поднял левую руку и показал карточку.
– Вы когда-нибудь такое видели?
Леонов побелел.
– Я… я…
– У меня нет на это времени, – бросил ему Робард. – Господин адмирал?
Курц глядел на него прищурившись.
– Давно?
Робард пожал плечами.
– Все время, что я с вами, ваше превосходительство. Ради вашей защиты. Как я уже доложил, в нашу сторону идет толпа с южного берега, через старый мост. У нас пять минут, чтобы решить, что делать, и я сомневаюсь, что мы привлечем этих людей на свою сторону, если начнем в них стрелять.