— Сиви? Что у тебя с носом?
Жером и предатель видят ужас на моем лице.
— Поднеси руки к своему лицу. Дуй на руки.
Я понимаю, что мой нос в таком же состоянии, как и лицо Жерома. Два сообщника присутствуют при моей кончине. Пытаюсь пошевелить кончиком носа. Я больше не чувствую свой нос. Я совсем не чувствую свой нос!
— Нет!!! — Я кричу громче, чем когда бы то ни было.
Я паникую.
— Нет!!!
На помощь!!
Два сообщника приближаются ко мне.
Умирающий оказался не таким уж и мертвым.
— Успокойся, — говорит он мне уже рядом.
Приступ ярости. Я боюсь, что они до меня дотронутся. Боюсь, что они дотронутся до моего носа. Боюсь, что мой нос сломается. Что он упадет. Я поднимаю свои палки. Я им угрожаю. Первый, кто подойдет, еще пожалеет об этом. Он получит удар палкой по голове! Я буду бороться. Начинаю жестикулировать.
— Не трогайте меня! На помощь!
— Успокойся!
Я не знаю, кто из них говорит. Не различаю больше голосов.
— Не трогайте меня! — рычу в белую пустыню.
Они не трогают меня.
— Поднеси руки ко рту вот так… на один сантиметр, и дуй!
— Одно движение, и я ударю!
— У тебя замерз нос.
Я не слушаю больше ничего из того, что они мне теперь говорят. Я не хочу так умирать. Я выдохлась. Ищу решение. Не нахожу.
— На помощь! На помощь! — кричу я, мало надеясь на успех.
Они ниже, чем я. Это значит, что склон в их сторону. Если я хочу скрыться, я должна их столкнуть. Мы кричим втроем:
— Поднеси руки вот так и дуй!
— Мы в ста метрах от ресторана!
— На помощь! Не трогайте мой нос! Я ударю вас палкой.
Я говорю не важно что и не важно о чем. Я угрожаю. Едва держусь на ногах. Я хочу так или иначе уйти отсюда. Покинуть этот ад!
— На помощь!
Они не дадут мне уйти! Они похожи на космонавтов. Я сейчас рассыплюсь. Слышу их приказы, которые следуют один за другим и на которые я никак не реагирую.
— Ты успокоишься!
— Поднеси руки вот так ко рту!
— Дуй же!
— Дуй, черт возьми!
У меня почти пропал голос.
— На помощь!
Что это за рефлекс? Из последних сил собираю волю в кулак. Вперед! Что есть мочи отталкиваюсь ногами, отталкиваюсь палками. Я пройду через их преграду. Будь что будет. Я бросаюсь на своих врагов.
Уворачиваюсь от обидчика в красном. Уворачиваюсь от обидчика в черном. Ускользаю от белизны, которая пытается меня удушить. Уворачиваюсь от бури, скачу галопом, как лошадь. Налегаю на палки. Двигаю лыжами. Лечу напрямик, не зная куда. Я должна делать все быстро. Сообщники удаляются. Я их обогнала. Ничто не может меня остановить. Я несусь очень быстро.
Сообщники меня зовут:
— Сильви! Сильви!
— Сиви! Сиви!
— Не напрямик! Направо! Направо!
Мне повезло. Я не услышала указаний сообщников. Я поехала направо. Если бы я их услышала, я поехала бы прямо. Если бы я поехала прямо, то упала бы с высоты сотни метров в пропасть.
В сплошной белизне появилась тень.
В белизне обозначился контур.
Бар.
Я бросила лыжи, палки. Кинулась в бар. Мои пальцы и нос почти отмерзли.
Жером и мой парень догнали меня. Они были вне себя. Это могло бы плохо кончиться по моей вине. Я делала все наперекор здравому смыслу.
Я равнодушно позволила им выкрикивать свои упреки в горном баре-ресторане. Смотрела на огонь в камине. Повар готовил обед на гриле. Теперь мне на все было наплевать. Я вернулась в тепло. Вокруг были люди. Они пили чай и горячий шоколад. На них были розовые, желтые и красные комбинезоны. У них были румяные лица.
~~~
А может, лучше в феврале? Снова задаю себе этот вопрос. Нет уж. После восьми недель съемок для меня будет счастьем даже отдых в горах.
Я закрываю свой ежедневник.
Часы видеомагнитофона показывают 11:30. У меня есть почти два часа, потом Оскар может обидеться. Самое время убрать квартиру.
Чтобы не так скучно было, включаю телевизор. Идет передача. «Кто может ответить на вопрос: сколько же отрывных листков содержит рулон туалетной бумаги?»
Невероятно: один из участников викторины знает ответ. Он выигрывает сто евро.
Длинный хобот пылесоса уже наготове. Точным движением ноги включаю мотор.
Мой пес Тьяго тут же принимается тявкать, как одуревший. Не обращаю внимания: для него это своего рода ритуал. Обычно эта тварь хранит молчание, но тут же начинает биться в истерике, как только заработает пылесос. Пес его боится. Храбрость возвращается к нему, только когда агрегат выключен и закрыт в шкафу. Тогда пес тыкается своим мокрым носом в дверцу шкафа, делая вид, будто ему совсем не было страшно, а как раз наоборот — его боялся пылесос. Серый хобот заглатывает клочки собачьей шерсти и крошки хлеба с ковра, проверяет щели между дощечками паркета. Ничто не ускользнет от моего острого глаза во время уборки.