Он снова вернулся ко мне. Первая встреча здесь и состоялась. На этом же диване. Но я не выходила следить за кем бы то ни было. Год назад я спокойно сидела на своем диване, точно так, как Оскар сегодня. Я смотрела телевизор. Именно диктор вечерних новостей сообщил мне о существовании человека страшнее волка. Но ведь это же не я пошла за ним? Мне даже не пришлось выходить, чтобы его узнать. Моему парню свойственно ужасное недоверие.
Человек страшнее волка стоял прямо в моей квартире.
Передо мной.
Я едва осмеливалась дышать.
Он ни о чем не жалел. Именно из-за него произошло все плохое. Из-за него же плохое снова должно было случиться.
У него цель такая: неважно кого, неважно где, но зато важно, как. Человек страшнее волка повсюду сеял смерть. Он принесет смерть и в мой дом — так, казалось, говорил ведущий! Не я выдумала его и всю эту историю! Я никогда не говорила о своей жизни по телевидению.
Диктор предупреждал меня, чтобы я была осторожной. Я не успею его как следует за это отблагодарить.
Человеку страшнее волка понравился бы проблеск страха в моих глазах. Страх, тревога, ужас были его страстью.
Я ломала себе от отчаяния руки, когда узнала об этом из вечерних новостей. Мне становилось от этого дурно.
Человек страшнее волка убивал случайных прохожих. Ему нравилось смотреть, как ужас и паника охватывают его жертвы. Сталь казалась мягче, чем его черствое сердце. Мне хотелось зажмурить глаза.
Бампер машины убивал человечнее, чем руки этого монстра.
Мои веки приоткрывались. Мало-помалу мой взгляд сфокусировался на человеке страшнее волка. У хищника был дар. Он умел гипнотизировать. Я попаду к нему в пасть, если буду слишком опрометчивой, предупреждал меня диктор. Я его никогда уже за это как следует не отблагодарю.
«Невообразимо». Это слово произнес диктор! Невообразимо — это значит, совершенно невозможно представить. Даже я не могу.
От страха у меня волосы становились дыбом.
Прежде, чем покончить с очередной жертвой, он, которого мать не должна была произвести на свет, который не должен ходить по этой земле, он станет рассказывать ей обо всех тех пытках, которые изобрел, дабы утолить свою жажду чужих страданий.
«Слабонервных просим не смотреть».
Я все сильнее выкручивала себе пальцы. Мой указательный палец, зажатый в кулаке другой руки, был практически сломан.
От человека у этого хищника был только облик. От животного… Он не заслуживал даже этого определения. Его холодный ум помогал ему избежать ошибок. Он не совершил ни одной. Он всегда достигал своей цели. Нужно было быть по-настоящему очень-очень осторожной. Я отдавала себе в этом отчет.
Кто бы меня спас?
Кто смог бы его остановить?
Никто. Так, казалось, говорил диктор.
Темный угол улицы, лестница в подъезде, полумрак квартиры были стихией маньяка.
Ужасная смерть.
Я сучила ногами. Я заламывала пальцы рук. Я скрипела зубами.
Перед тем как забрать последнее дыхание у своей жертвы, перед тем как украсть ее последний застывший взгляд, человек страшнее волка волочит ее в свое логово. Он волочит ее в катакомбы.
— Что ты будешь: котлету или эскалоп? — вдруг спрашивает мой парень.
Ну, это уж слишком!
Он не только неслыханный обманщик, он бесцеремонный наглец.
Вопрос поставил меня в тупик. Мой парень спросил, что я буду есть, когда кого-то убивали самым жестоким образом!
Я прикусила себе полщеки, вывихнула два пальца. Волосы на голове встали дыбом. Челюсти сжались, словно тиски. Мое страдание бросалось в глаза. А моего парня интересовало только, чего бы мне хотелось больше: котлету или все-таки эскалоп! Мой парень спросил меня об этом, когда я агонизировала под пыткой, а глаза мои слезились болью и отвращением.
Я не была уверена, что зубы выдержат давления стиснутых челюстей: так крепко они сжались. Я даже не знала, останется ли у меня хотя бы обломок зуба, чтобы впиться когда-нибудь в кусок мяса!
— Я готовлю эскалопы, — добавил он.
Чего он хочет? Чтобы я жевала его эскалоп голыми деснами?
Он был раздражен, что я долго не отвечаю. А подумал ли он, что я, может быть, потеряла дар речи из-за шока?
Мои уши не воспринимали звуков извне. Я была целиком погружена в телевизионный экран.
«Дамы и господа, сегодня вечером вся Франция в страхе, — сказал диктор с экрана. — Дамы и господа, сегодня вечером вся Франция трепещет».
Дамы и господа, сегодня вечером Сильви агонизирует на своем диване. Она подыхает в своей гостиной, даже не поев. Скоро француженкам конец. Выражение лица диктора в моем телевизоре соответствовало случаю. Он был встревожен, француженок растерзают одну за другой. Он волновался. И, возможно, я буду одной из первых.