Сосредоточиваюсь. Я знаю свой текст. Режиссер делает мне знак. Репетиция продолжается.
— Начали!
Это он мне. Бросаюсь к подоконнику. Я, видимо, так долго искала, что запыхалась.
— Где же ты, Гаспар?
Уффффф!
Выдыхаю весь воздух из легких. Я испытываю невероятное облегчение, увидев моток шерсти, сладко спящий на подоконнике. Это один из самых счастливых моментов моей жизни: с моим котом ничего не случилось! Сооружаю на лице улыбку, которая показывает, как велика моя радость.
— О, как ты нас напугал!
Насладившись счастьем от того, что поиски увенчались успехом, начинаю упрекать кота. Хмурю брови. Обыгрываю каждую мелочь.
— Ты должен был отвечать, когда тебя зовут! — ору теперь я на кота.
Делаю паузы в своей игре. Теперь я хорошо понимаю, чего хочет режиссер. Он хочет, чтобы я ругала кота. Я его ругаю:
— Никудышно воспитанный!
Кажется, впадаю в ярость. Я даю ему такой нагоняй, который он запомнит на всю оставшуюся жизнь.
— Что ты делаешь, Сильви? — опять прерывает меня постановщик.
Не сразу соображаю, я погружена в реплику и в указания, которые он сам же мне дал.
— А, что? — переспрашиваю его.
— Ты не считаешь, что будет немного слишком — так орать на кота?
Это правда. Нет никакой причины, чтобы я так взбеленилась на бедного кота, который спокойно себе спит.
Режиссер качает головой. Наверное, спрашивает себя, что со мной стряслось, почему сегодня все идет кувырком. Приближающаяся к концу неделя съемок прошла, в общем, хорошо. Луиза, мой персонаж, ожила. Причем родилась она как вполне уравновешенная молодая женщина. А сейчас несколькими репликами я превратила нашу Луизу в сварливую полоумную истеричку. А режиссер не хочет видеть на съемочной площадке свою Луизу такой.
Сегодня ничего не получается.
— Повторим.
Режиссер пытается выставить новую Луизу за дверь. Он ждет ту, которую мы знаем уже неделю.
— Начали!
Я ищу кота с немного меньшим усердием. Нахожу. Испытываю чуть менее глубокое облегчение.
— Ты там, Гаспар? — спрашиваю у кота, не надеясь получить ответ.
Теперь я знаю, что коты не разговаривают.
— Ты нас напугал.
Я не испытываю, однако, страха, как в последний день Помпеи.
— А мог бы ответить, когда тебя зовут.
Я добавляю немного иронии в эту реплику. Понятно, что коты не откликаются: «Я здесь!» — когда хозяева зовут их по имени.
— Твое воспитание никуда не годится.
Пытаюсь как бы найти с ним немного взаимопонимания.
Режиссеру так нравится больше. Он уже не спрашивает, не издеваюсь ли я над присутствующими.
Мы продолжаем разыгрывать мизансцену.
— Жози, ты входишь на реплике «Твое воспитание никуда не годится».
Я повторяю, теперь немного громче, две последние фразы, чтобы Жози успела не вбежать, а войти в комнату:
— А мог бы ответить, когда тебя зовут.
Тяну время.
— Твое воспитание никуда не годится!
Стараюсь хорошо артикулировать звуки, чтобы Жози услышала. Я хорошая партнерша. Не хочу, чтобы она из-за меня пропустила свой выход.
Жози, появившись, идет в мою сторону.
— Не кричи так громко, — шепчет она мне на ходу.
Ей самой не нравится, что меня нужно поучать.
Жози направляется к коту.
— Ах, вот он где! Наш милый Гаспар нашелся!..
Она нежно улыбается, подходит к Гаспару и ко мне. Она довольна. Мне же так радостно, что прижимаюсь к Жози, сжимаю ее в своих объятьях. Я не выпущу больше Жози, с которой делю это мгновение огромного счастья. Если не остановиться, я ее задушу. Если я буду так сильно обнимать ее, то просто раздавлю кота между ее грудью и своей. Слышу:
— Нет! Нет!
Это режиссер опять мной не доволен. А казалось, что прежняя Луиза вернулась. Вновь стала менее истеричной, менее сварливой. Однако у нее и теперь не все в порядке с мозгами. Режиссеру такого не нужно. Он хочет видеть свою Луизу с нормальной головой. Умственная калека подошла бы разве для другого фильма.
— Почему ты так сильно ее обнимаешь? — спрашивает он раздраженно. — Луиза, конечно, рада, но не до такой же степени!
Он прав. Это действительно перебор. Я обнимаю Жози так, будто мы потеряли друг друга в начале войны. Обнимаю так крепко, будто нашла ее уцелевшей после бомбардировок.
Помимо моей воли у меня начинает дрожать подбородок. Мой подбородок делает так, когда я вот-вот заплачу. А заплакать собираюсь потому, что я больше не нравлюсь режиссеру. Я делаю неизвестно что с котом, теперь с Жози, я совершенно выдохлась. Чуть не убила Луизу.