Простой люд их чурался, а знатные господа предпочитали дело иметь всё- таки с магами, те хоть были людьми, а Лабрадия не то и не другое.
Вообще- то они были незаметны для глаз, а появлялись во плоти только в двух случаях: когда с ними заключали контракт на выполнение какого- либо дела или же если их кто- то ранит. Тогда их серебристая кровь вытекала вместе с энергией и из прозрачных, не заметных они становились серыми, видимыми простому глазу.
Сейчас был как раз такой случай.
— Госпожа, — прошептал Лабрадия, — спрячьте меня. За мною гонятся.
Его маленькие ножки дёрнулись, как будто оно хотело побежать, но не сдвинулось с места. Из раны на пол капала серебристая кровь и светилась, как ртуть в лучах заходящего солнца. Дверь была открыта нараспашку, и лёгкий ветер шевелил его тонкие крылья.
— Помогите, мне, — прошептал Лабрадия и его огненные глазки закрылись.
Есения в нерешительности стояла на кровати. Она посмотрела на дверь, из которой прилетел Лабрадия, потом на пол, где оно лежало, на его тонкое тельце покрытое мехом, который свалялся, был каким- то грязным местами. Жалость вдруг накрыла девушку.
Она осторожно спустилась с постели, присела на корточки и дотронулась до тельца Лабрадии. Оно было тёплым, судорожно дёргалось, как будто у него не хватало сил дышать.
— Бедненький! Кто же тебя так?
Есения подняла Лабрадию, положила на кровать, накрыла одеялом. Тут же заметила маленькую лужицу светящуюся серебристым цветом, кровь Лабрадии. Оглядела комнату в поисках: чем бы вытереть пол, чтобы убрать следы крови. Схватила салфетку со стола, наскоро вытерла, а затем подошла к умывальнику промыла её. Тут же на столике возле зеркала стояла бутылочка с духами. Есения взяла её и повертела в руках.
Насколько она помнила, когда мать её делала духи, всегда добавляла спирт, чтобы запах держался лучше, а благовония становились ярче для обоняния.
Смочив салфетку духами, Есения подошла к кровати и заглянула под одеяло. Лабрадия судорожно дышал.
— Будет немного больно, — сказала она ему, — но уж ты потерпи. Надо обработать твою ранку, а кроме духов у меня ничего нет.
Лабрадия медленно кивнул головой, а Есения осторожно приложила к его ранке мокрую от духов салфетку. Оно даже не издало звука, но его тонкий нос смешно сморщился от боли. По комнатке разнёсся запах духов. Лабрадия чихнул.
— Потерпи, хороший, мой, — ласково сказала девушка.
Она сильнее прижала салфетку к его ране. Кровь перестала течь.
Внизу, в саду, послышался грубый голос: «Я знаю, что оно там! Сейчас же пропустите! Именем рода Монос и нашего правителя Индивера, дайте пройти воинам, стоящим на страже правопорядка в Кучелмине!»
Есения метнулась к стеклянной двери: в саду стояли двое мужчин в латах с гербом на них рода Монос, в полном вооружении и матушка Джиоти рядом с ними.
Они спорили с ней, потому как она не давала им прохода, а маленькое пространство садика не позволяло развернуться или обойти матушку, которая загородила вход в калитку своим телом.
— Нет тут никого! — настаивала она, — это дом всеми уважаемой госпожи Луизы. Она пожалуется нашему правителю Индиверу, а вы знаете, что он покровительствует ей.
— Мы знаем! Но так же мы видели, что оно влетело в этот сад! — настаивал на своём один из воинов.
— Если Лабрадия залетел в ваш дом, то мы должны его забрать! — громко сказал второй воин, — вам же будет хуже, если это существо останется у вас.
— Что, вы, что, вы! — взмахнула руками от страха матушка Джиоти.
Она с неохотой, но все же пропустила их в сад. Те прошли и по лестнице стали подниматься в голубую комнатку Есении.
— Ох! — девушка отскочила от двери, схватила одеяло и как можно плотнее укутала Лабрадию.
Подушками закидала сверху, образовалась гора из подушек. Но вот что делать с его крыльями? Они были длинными и торчали во все стороны. Не было времени их прятать, потому, как мужчины уже входили в комнату.
Тут Есения расправила свою юбку и села сверху на подушки, как на трон, пытаясь собою полностью закрыть крылья Лабрадии. У неё это не очень получилось, потому, что два крыла, вернее их кончики торчали по обе стороны от плеч Есении. Создавалось такое впечатление, что это её маленькие крылышки торчат из- за спины.
Как только воины вошли, девушка от волнения немного съехала с подушек, но схватилась за свои волосы и стала вынимать шпильки из причёски, тормоша их. Таким способом она попыталась закрыть своими руками кончики крыльев за своей спиной. Ей почти это удалось.
В комнате был полумрак. Из- за этой ситуации Есения совсем забыла о лампе и хорошо, что забыла.
Воины остановились, увидев молодую девушку, сидящую на постели, которая странно выглядела.
— Что там у вас? — грубо спросил воин.
— Это мой клиент. Он не хотел бы, чтобы вы его видели, — громко ответила Есения, удивляясь своей находчивости.
— Клиент? — недоверчиво спросил один из воинов, делая шаг по направлению к Есении.
— Да и он влиятельный, и если вы сейчас проявите бестактность, и залезете под одеяло, то я думаю, что ваша семья лишится многого, так как вас уволят с должности, — важно сказала девушка, но голос её предательски дрожал.
Воин остановился, а второй засомневался, но тут первый увидел кончики сереньких крыльев, трепещущих у Есении за спиной.
— А это что?! — ткнул он своим пальцем, указывая на её спину…
VII
Он закрыл глаза. Она поцеловала его в губы. От её волос веяло еле уловимым ароматом розы. Его голова закружилась. Сердце его остановилось на мгновенье, а затем учащённо забилось вновь. Кровь прилила ко всему телу, и обдало жаром сильным, неистовым, страстным.
— Я люблю, тебя, Беримир, — услышал он её нежный голос, — но вот любишь ли ты меня так, как я тебя?
Тут он вдруг почувствовал, как хочет ответить ей: «Да, да, тысячу раз «да»! Я люблю, тебя, очень сильно!»
И Беримир открыл глаза. В окно стучали капли крупного дождя. Вода буквально смывала всё на своём пути. Ударялась в стекло, ветер ныл, а воздух наполнился влагой и печалью.
В мире, где жил Беримир не часто шли дожди, но если они начинались, то растягивалось всё это на несколько дней.
Вот сегодня как раз такой день: начало дождей.
Он вспомнил ту, которую любил до того, как решил, что его законной супругой станет Дарена. Это воспоминание отразилось в его душе, нет, не болью, а тоской. Тихой, печальной тоской. Он знал, что если бы время повернулось вспять, то он бы поступил точно так же: выбрал Дарену, потому, что она из его рода, рода Архонтов.
А та, другая. Он снова закрыл глаза. Каштановые волосы в беспорядке ниспадали на её плечи, золотистые медовые глаза, что так сияют и слепят его, наполнены любовью к нему, рот алый, как бутон распустившейся розы- Млада, вот та к кому он ещё не равнодушен, хотя прошёл уже двадцать один год с этого мгновенья.
С Младой он познакомился случайно, на ярмарке и сначала не знал кто она. Влюбился и она в него, а потом всё закрутилось, завертелось, и лишь когда он узнал, что его возлюбленная из рода Даймонов, то его горю не было предела.
Млада отличалась от своих родичей, тем, что цвет её кожи был белым, а не золотистым, как у Даймонов, это и сыграло злую шутку с Беримиром. Почему же её цвет кожи так сильно не походил на цвет кожи Даймонов, он не знал, да и спрашивать, как то было неудобно, а она ничего ему по своему желанию не объяснила.
Млада была вся в любви, поэтому разрыв их отношений перенесла очень болезненно.
Его слепая верность роду Архонтов, душила её, обидела, потому, как она верила, что их любовь сотрёт все преграды между двумя семьями. Она и стёрла эти преграды, но двадцать один год спустя. Их дети создали союз, не без помощи родителей, конечно, но всё- таки они соединились: два великих рода- Архонты и Даймоны. Что принесёт этот союз в реальности пока не эта и не та стороны не знали, но «надежда умирает последней», как говорится в народе, а надежда у них была. Была она и у него, Беримира.