— Да не бойся ты, кормилица Марфа никогда тебе ничего плохого не пожелает! И не сделает. В отличие от кое-кого! — покосилась на как раз вошедшего в комнату с большим подносом дядьку. Или не на дядьку, потому что за ним в коридоре маячила фигура доктора.
— А я и не боюсь, — шагнул вперёд.
— Вот и молодец! Иди сюда!
И тут же попал в загребущие женские руки. Был аккуратно, быстро и как-то незаметно даже умыт, так же споро вытерт полотенчиком, которое, оказывается, висело у неё на предплечье. А я и не заметил такой подробности.
Она же меня и покормила. Словно маленького усадила к себе на круглые мягкие колени и с ложечки (!!!) заставила выхлебать для начала плошку куриного бульона! Как маленького кормила! Но я был настолько ошарашен происходящим, что просто не мог сопротивляться своей кормилице! Стоило только представить, как я мелким прикладывался вот к этим роскошным (тут я непроизвольно скосил глаза вниз) шарам, как всяческое желание противиться тут же и пропадало! Да и бульон, нужно отдать ему должное, оказался очень вкусным. И потом так же по кусочку кормилица впихивала мне в рот эту самую курицу. Точнее, куриное варёное мясо. Грудку и окорочок. Курицу целиком я бы никак не осилил. Дядька только и успевал плошки подносить.
После кормления, а по-другому такую процедуру завтрака никак не назовёшь, протёрла тем же полотенчиком подбородок, промокнула губы, и пересадила с колен на кровать. Вот прямо так взяла, приподняла двумя руками за пояс и пересадила. Было больно. Очень. Поясница и бока просто полыхнули болью. Но стерпел. Потому что знал, чувствовал, что то не кости и не позвоночник болят, а содранная шкура и подживающие раны. Выдохнул тихонько воздух через крепко стиснутые зубы, сморгнул выступившие слёзы. Ничего, всё наладится!
От доктора удалось избавиться после обеда. Да и то лишь после нескольких стопок! Ох, что это были за стопки! В одну докторскую стопку не сто, а все двести миллилитров входило.
Нет, я не сумел вживую понаблюдать за этим неувлекательным процессом. Не смог бы по физическим своим кондициям! Кстати, как-то быстро я это тело начал своим по-настоящему считать. Не по волевому решению, а по внутреннему убеждению, что ли. Ну, да это и хорошо, всё жить дальше проще будет. А за процессом и без меня, кто бы сомневался в обратном, нашлось, кому присмотреть, и мне потом рассказать.
Мне же силёнок только что и хватило на дойти до окна, быстренько выглянуть наружу, крепко держась при этом за крашеный подоконник, и с грехом пополам вернуться обратно в постель! Слаб я ещё. Слаб и больно уж тощ. Придётся себя откармливать, набирать массу тела и укреплять мышцы. Этот дряблый кисель на хилом каркасе меня точно не устраивает. Гляну на себя, и слёзы сами на глаза наворачиваются. Понятно, почему парнишка с крыши свалился. И не только гнилая дранка тому виной, но и явная неуклюжесть и неловкость хилого тела! Теряюсь я со своим худосочным тельцем на фоне крепкотелой кормилицы и старого, но ещё крепкого дядьки. То-то она меня, как вошла, не сразу заметила. Под обои замаскировался, со стеной слился!
Так что отлёживался и приходил в себя после короткого прохода по комнатёнке. И радовался. Процесс восстановления идёт семимильными шагами! Недавно головой не мог пошевелить, а сейчас уже до окна дохожу! Без поддержки! И это только сегодня. А что смогу завтра?
Тут-то ход моих радостных мыслей и прервало недовольное бурчание дядьки о выпивающем на кухне лекаре. Прислушался к его брюзжанию, подумал и высказался:
— Так покажи ему, где у нас выход находится! Вместо того, чтобы бурчать попусту, полезное дело сделай! И нам хорошо, запасы наливки убережёшь, и о нём вроде бы как заботу проявишь! Что смотришь? Или я что-то неправильное сказал?
— Нет, сказал всё правильно! Но… — замолчал и опустил глаза в пол Степан Фролыч. Вроде бы как и высказаться не прочь, и что-то ему это не позволяет сделать.
И я молчу, жду, что ответит. Долго ждать не пришлось, дядька всё-таки решился договорить:
— Но никогда ничего подобного ране себе ты позволить не мог! Всегда тихо себя вёл, отличался умом и воспитанностью. А сегодня как в себя пришёл, так и не узнать стало. Словно другой кто твоё место занял. Будто подменили у нас княжича! Доктора выгнать прочь грозился! Раньше такого себе точно не позволил бы! И умываться никогда в спаленку подать не требовал. Всегда сам до мыльни доходил.
— Ну сам посуди, куда мне сейчас по дому шляться? Или ты хочешь, чтобы я на полпути упал и разбился? — а сам про себя в этот момент посмеиваюсь, умом я отличался! Да был бы этот парнишка умным, не полез бы сдуру на ту крышу! У него под боком прислуги полная усадьба, любого из них озадачить можно было!