Затем, наконец-то, крыса очутилась в пасти Луны, и собака вытряхнула из нее всю жизнь.
Хлоя, Генри и Каролина визжали. Я взял Каролину на руки. Она держалась за свою ногу.
Луна, бросив крысу к моим ногам, села.
— Плохая собака! Плохая собака, — закричала Хлоя на Луну. — Мы должны были поймать ее, а не убивать.
От слов Хлои Луна сжалась.
— Замолчи, Хлоя, — крикнул я. — Эта глупая крыса укусила Каролину! Если бы ты оставила крысу в покое, ничего этого не случилось бы.
Теперь Хлоя принялась разнообразно завывать, имитируя разновидность плача: "ты задел мои чувства".
Луна зализывала свои раны.
— Это не моя вина! — рыдала Хлоя.
Но это случилось. Это однозначно произошло.
— Что случилось? — прокричала Астрид, бросая на пол уже бесполезные ловушки.
Астрид освещала мне путь, пока я нес Каролину назад к Поезду.
Прямо в гостиной находились медикаменты для оказания первой медицинской помощи.
Рана была небольшой. Две полоски следов от зубов. На самом деле это было больше похоже на щипок, чем на укус.
Я обработал ранку «Бактином», наложил какие-то антибактериальные мази и большой ярко-оранжевый лейкопластырь.
По бледному веснушчатому лицу Каролины скатилась слеза.
Большую часть времени она и ее брат были такими далекими от реальности.
Иногда мне казалось, что они и вправду даже не знают, где находятся или не понимают, насколько серьезна ситуация.
Им пять лет.
Пять.
— Я ненавижу крыс, — сказала мне тихо Каролина.
— Как и все люди. Крысы отвратительные.
— Я рада, что она умерла, — выдохнула девочка.
Ее лицо скривилось.
— Мне все равно, будет ли Бог гневаться на меня, но я рада, что она умерла.
Я крепко обнял ее.
— Бог не гневается на тебя, Каролина, — сказал я ей.
Но я подумал, если бы Вы были верующим человеком, живущим в Монументе, в штате Колорадо, осенью 24-го года, то сомневались бы в этом.
Мы собирались обработать раны Луны, но она удрала между спинкой футон-дивана и стенкой Поезда.
Астрид нагрузила полную тележку осветительных приборов, работающих на батарейках.
Генри, Каролина и Хлоя (как только она перестала дуться) восхищались несколькими елочными гирляндами на батарейках.
Астрид развесила огоньки на всех стенах гостиной.
Я рылся в тележке, пытаясь отыскать батарейки для фонариков, когда почувствовал руку Астрид на своем плече.
— Эй, — произнесла она.
— Эй, — ответил я. Со мной, вроде бы, всё в порядке.
— Могу я поговорить с тобой?
— Конечно, — ответил я.
Она кивнула мне в сторону Поезда.
Я отправился туда, неся фонарь. Я не был в Поезде... как долго? Уверен, больше суток.
Было легко вспомнить, что до того как стать нашими спальными комнатами, это были примерочные "Гринвея". Сколько бы Джози не украшала их, пытаясь сделать уютнее, они по-прежнему выглядели довольно промышленно.
На дверях комнат были написаны имена ребят, которые там спали.
На двери справа от меня почерком Джози написано: “Макс, Батист и Улисс”.
Я почувствовал грусть и страх. Я скучал по Джози. Я скучал по всем ним.
Астрид проследила за моим взглядом.
— Ты думаешь, что они уже там? — спросила меня Астрид.
— Возможно. Ужасно на это надеюсь.
— Да, и я тоже, — казала Астрид. Она посмотрела на свои ноги. Девушка все еще носить вязаную шапку, которую я предложил ей после того, как она доверила мне постичь себя.
Вспомнив этот момент, я улыбнулся — вероятно, единственная хорошая вещь, объединяющая нас с ней.
Вдруг Астрид подняла глаза, а свет фонаря озарил ее лицо.
Блеснуло кольцо в ее носу. Это кольцо делало ее крутой, но и в тоже время немного свирепой.
Видимо, я уставился на нее, представляя, как она будет выглядеть без него.
— Я не собираюсь спать с тобой, — произнесла она.
И я чуть не проглотил свое сердце.
— Ч-что? — запнулся я.
— Я просто хочу, чтоб ты знал. Я прикинула, может быть, ты думаешь, что раз ты остался, я, возможно, буду с тобой спать. Но я не собираюсь.
Затем она развернулась и вышла из Поезда.
Я просто стоял там, как идиот, с разинутым ртом, как минимум минут десять.
Затем я разозлился.
Я догнал Астрид на Кухне. Она проходила мимо полок, вытаскивая еду, которую не нужно было подогревать.
— Астрид, я никогда не рассчитывал на то, что ты будешь со мной спать! Я никогда ничего подобного не говорил. Я никогда не думал или не ждал ничего такого!
— Отлично, — ответила она. — Хорошо. Тогда мы разобрались.
— Я остался, потому что ты была права. Если бы мы поехали с другими ребятами — это было бы слишком опасно для них. И я остался, потому что ты сказала мне, что беременна. И, оставаясь здесь, я поступил достойно.
— И я благодарна тебе, — сказала она, четко проговаривая слова, словно считала меня идиотом. — Но я не собираюсь спать с тобой только потому, что благодарна.
— Не могу поверить, что ты говоришь это, — запнулся я. — Ты считаешь меня каким—то животным?
— Я просто хотела разобраться в случившемся, — произнесла она, повернувшись ко мне спиной.
— Что же, разобрались.
— Хорошо, — ответила Астрид, возвращаясь к своей сортировке. — Рада это слышать.
Я был злой, как черт. Она так холодна и так...
Я не знаю. Я повернулся и пошел прочь.
В моих грезах мы встречались и любили друг друга, а однажды, однажды в далеком будущем, может быть, мы занялись бы сексом?
Да. Болван. Конечно, я грезил об этом. Это то, что вы делаете, когда ужасно в кого-то влюблены.
Сейчас казалось, что она оспорила это. Просто откровенно объявив об этом. Это не ласково и не справедливо.
Я понесся в темные, грязные ряды прочь от наших глупых, торговых убежищ.
Мне нужен план.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. АЛЕКС
53–42 МИЛИ
Все лицо Нико покрылось волдырями. Я полагаю из-за того, что во время его борьбы с Джози маска сдвинулась в сторону.
Я догадываюсь, что и во рту у него тоже волдыри. Или на его легких.
Нико порылся в пластиковой коробке для хранения лекарств и нашел бутылку детского "Бенадрила".
Он сорвал пломбу и глотнул прямо из бутылки.
— Не могу сесть за руль, — прохрипел он. — Мы отдохнем. Десять минут.
Он повалился на сидение и наклонил голову, пытаясь дышать.
— Можем мы снять маски? — спросил Макс.
— НЕТ! — заорали мы с Сахалией одновременно.
— Только людям с третьей группой крови можно снимать маски, — сообщила Сахалия.
— Это еще кто? — спросил Батист.
— Ты, я и Алекс, — ответила Сахалия, закатывая глаза.
Пожав плечами, я стянул маску.
В воздухе был какой-то привкус. Тугой привкус.
Но это гораздо легче сказать, чем увидеть и, в определенном смысле, чем представить, так как вы не должны слышать свое страшное дыхание прямо в своих ушах.
Батист робко снял свою маску. Макс и Улисс вместе пробормотали о несправедливости.
— Что нам теперь делать? — спросила Сахалия, уперев руки в бока.
— Полагаю, просто ждать, — сказал я. — Нико, скажи нам, когда сможешь ехать, ладно?
Голова Нико запрокинулась на спинку сиденья.
Я подошел к нему и положил руку ему на плечо.
— Нико? Нико! — позвал я.
А потом я услышал его храп.
— Ох, великолепно! — произнесла недовольно Сахалия.
— Нико, нам пора отправляться, — сказал я. — Нико, проснись.
Нико приподнялся и в замешательстве посмотрел вокруг.
— Просто дайте мне поспать нескольких минут, — пробормотал он. — Я так устал.
Он не спал... ладно, больше чем 24 часа, может быть, все 36 часов. Но тем не менее.
Ожидание было убийственным. Мы дали ему добрых десять минут.
— Ладно, Нико. Пора вставать! — потряс его я.
— Я могу сесть за руль, — проговорила Сахалия.