Впрочем, война еще не кончилась. Еще шли ожесточенные бои на подступах к Берлину. "Не сдавать Берлин русским! Лучше американцам!" - такова была установка Гитлера. Войска снимались с Западного фронта и направлялись на Восточный. Но было поздно. Вся грандиозная военная машина, весь порыв советских солдат приобрели такую инерцию, что встречные фашистские войска размалывались в прах.
А мы взлетали с раскисших аэродромов, чтобы громить эти части, переброшенные с запада. Мы громили порты: Штеттин, Грайфсвальд, Кольберг, Свинемюнде.
При свете пожарищ топили бомбами транспорты с фашистскими войсками. А в это время в Берлине шли бои...
Как мы падали на луну
Наши войска добивали фашистов в логове, а мы собирались на Грайфсвальд. Город у Балтийского моря. Порт. Железобетонные укрепления. Их не берут артиллерийские снаряды. Нужны бомбы. Тяжелые.
Мы готовимся в ночь. Под моим самолетом висит длинная, как торпеда, тонновая бомба. Особая бомба, повышенной взрывчатой силы. Командир предупредил: "Там, "а земле, будет выложена световая стрела, указывающая на объект. Бомбы надо положить в пятистах метрах от стрелы на северо-запад. И помните, - добавил он, - бомбить с высоты не ниже тысячи метров, иначе попадете в свою же взрывную волну. Ясно?"
Куда уж ясней. Взрывная волна - это сила. Может запросто оторвать хвост у самолета или покорежить крылья.
Ночь была весенняя ясная и лунная, и мы были неприятно удивлены, когда на высоте 600 метров появились облака. Нырнули под них. Летим. Переживаем. Неужто везти обратно эту чушку, и бросать ее на пассив, где-нибудь в болото?! Обидно до слез.
- А может, рискнем?
- Рискнем, - согласился Краснюков.
Решаю:
Сделаем так: я разгоню машину до предельной скорости, на что она способна, и, как только штурман сбросит бомбу, рывком швырну машину в облака. Глядишь и будет около тысячи метров!
Подходим к цели. На земле полыхают пожары и, отчетливо выделяя линию фронта, передовые позиции угощают друг друга ливнем трассирующих пуль и снарядов.
Акватория порта вся забита кораблями, наверняка идет высадка фашистских войск, снятых с Западного фронта. А вот и стрела! Штурман открывает бомболюки и кидается к прицелу. Я даю полные обороты моторам. Скорость растет, но медленно, в кабине ветер, в лицо летят песчинки. Пора! Краснюков нажимает кнопку, самолет вздрагивает, и я резким движением отдергиваю штурвал на себя. Меня вдавливает в кресло. Земля с пожарами и взрывами проваливается в тартарары. Мы в облачной мути, и в это время - ослепительный всплеск. Нас жестко толкает в бок, потом в спину, и я, почувствовав, что повис на ремнях, глянул за борт. И оторопел: там, где по всем правилам должна находиться земля, была... луна! Бездонное небо и - луна!
Мы падали на Луну!..
Меня охватил ужас. Я ждал чего угодно, но только не этого. В этот момент я готов был с радостью грохнуться, разбиться в лепешку, но только о свою родную землю, а вот падать на луну!..
Это продолжалось две-три секунды, но какие это были долгие секунды!
Потом луна скользнула под крыло, и мы снова оказались в облаках. Меня вдавило в кресло, и вот уже передо мной в тошнотворном вращении замелькали огни пожаров. Мы падали на землю, и это было чудо как хорошо! Я вывел машину из пике. Я был счастлив. Задание выполнено, и мы... не упали на луну!
Это был наш последний полет. Наступило затишье, и мы уже догадывались почему: в воздухе витала радость победы...
И мы не очень удивились, когда однажды ночью были разбужены трескотней из пулеметов и громкими криками "ура!".
Я спросонья схватил автомат и выскочил во двор. Мимо, стреляя вверх из пистолетов, бежали летчики.
- Что случилось?
Кто-то налетел на меня, обнял, расцеловал:
- Победа, товарищ гвардии майор! Победа!