Тома, отстраненная и разбитая свалившейся горестной ношей, погрузилась в молчание, склонив светлую голову на плечо Холмогоровой. У Лизы больше не осталось слов утешения, да и есть ли в них надобность? Томка даже телефон отключила, чтобы встревоженные родственники и знакомые не звонили, досаждая вопросами, на которые не имелось понятного ответа, а Лиза…
Лиза, тупо уставившись в желтоватую ровную стену, размышляла о том, что так мучительно уже когда-то было. Обстоятельства только иные, время юное и потрясение не самое правдивое, но для восемнадцатилетней девчонки Лизы Павловой, норовящей убежать в Ленинград от жениха, всё взаправду и серьезно. Слезы по щекам стекали соленые и искренние, а успокаивала неугомонную Лизу всё та же Тома, ещё не ставшая Филатовой. И почти забытая Софка, исчезнувшая где-то за кордоном в девяносто втором.
И сидели они почти на таком же маленьком диванчике в квартире на улице Профсоюзной, и сами ведали, что именно в своём восемьдесят девятом купались в лучах безмятежного счастья. Ветер перемен играл на руку.
Винил медленно передает мотив «Крейсера Авроры» в исполнении Большого детского хора Гостелерадио, которому еле слышно подвывает Лиза. Три подруги больше не говорят о том, что Сашка уехал на перевоспитание под Свердловск и вообще пытаются не упоминать мужские имена. Лиза сидит на диване в обнимку с Томой, а Софа стоит у окна, не теряя самообладания. Вот они три подруги… Три пути!
Разные, но похожие. Любящие. Любимые.
И Тома с Софой знают что сказать расстроенной Лизе, которая никак не хочет прощать Космоса. И в Ленинград вздумала улететь, малахольная!
Зачем?!..
— Лизка, не беги ты к тётке! — Софа пыталась воздействовать на подругу изо всех сил, наверняка зная, что не удержит её от билета на самолёт и новой ошибки. — Чего тебе, дурная, этот холодный город с крейсером и дворцами?
— С «Авроры» давно не стреляют, а я не могу больше здесь, не могу! — Космос не слышал Лизу, а она не слышала его. Вот и вся любовь. — Город мой! Как собиралась, так и заживу!
— Решилась? — Тома Бессонова и в самом деле верила, что Лиза возьмет и заживет в своем Ленинграде с чистого листа.
Где-то месяца три, больше не надо. Потом сама к Космосу своему вернётся. Или вернут.
— Решилась! Не отговаривай!..
— Не буду!..
— А я буду, — неутомимо твердит Софка, — от него спрячешься, а от себя?..
Никто не дал толкового ответа Софе, а Лиза через пару деньков уехала. Переполох устроила. То была проблема!..
Решившаяся первым цветом весны в день веселой свадьбы Филатовых…
Прошло восемь лет. Павлова, Бессонова и Голикова давно сменили фамилии и прописки. Миловидные студентки стали семейными дамами, к которым не каждый рисковал приближаться, но граница между прошлым и настоящим вмиг исчезла, когда печаль напомнила о себе. И Лиза видит перед собой тех же девчонок, у которых за плечами ничего, кроме надежд за светлое завтра, но они надломлены. Третью подругу так вообще потеряли в вихре тех самых требуемых перемен. Куклы-неваляшки!
— Том, — Лиза прерывает молчание, продолжая усердно изучать стенку напротив, — а помнишь, что на Профсоюзной также сидели?
— Но с Софой, — Томе легче, потому что Холмогорова заговорила первой, — побег готовили…
— С ней, — привет датским ветрам и Милославской в частности, — чумой…
— И ты ещё про «крейсер Аврора» пела…
— И плакала…
Навзрыд. По-настоящему. Разрывая сердце.
И Тома сейчас заплачет, потому что больше молчать не может. Обнимет подругу, ставшую ей едва ли не за сестру родную, и разнесёт свой плач по всей комнате. Лиза тоже не скроет слёз, не переставая цепляться за мысль о Космосе. Если скоро им повезёт оказаться дома, то Лиза обязательно скажет ему, как сильно его любит. С каждым днём крепче, а при виде Арьки это счастье прибавлялось стократно, но знает ли Холмогорова о том, при каких обстоятельствах в очередной раз признается мужу в чувствах?
Лиза и Тома понемногу успокаиваются, когда из коридора доносится ругать одного из охранников и медсестры. Женщины недоуменно переглядываются, и Лиза, пожав плечами, накинула на плечи белый халат, чтобы выйти наружу.
— Переливание! Филатову переливание крови нужно, пустите к Александру Николаевичу! — тараторит молоденькая девушка, для которой каждая минута на счету.
— Не положено, — сухо отвечает Шмидт, одновременно унимая одного из своих подчиненных, — там разговор…
— Павел! — появившись за спиной медсестры, Лиза обращается к Шмидту по имени, а не по позывному. Павел Григорьевич Горин — он же бывший офицер советской армии, более известный в бандитских кругах как Шмидт, знаком семье Холмогоровых с осени девяносто четвертого. Космоса из передряги наркоманской вытаскивал, домой за уши возвращал. Успешно. — Паш, какой разговор?..
— Лиза… — Шмидт уверен, что жене Космоса не нужно разъяснять, сколько будет дважды два. Догадывается, куда ветра дуют. А мешать разборке не стоит, усугубить ведь базар — раз плюнуть. — Лиз, Пчёлу привезли! Не ходи ты туда!
— Приехал? — вскипающая злость сменила упадок настроения, но брат все-таки никуда не улетел. Донесли же. Догадка была верна. — Что с ним?
— Сама увидишь!.. — Горин не может помочь Елизавете. Ничем.
— Пусти её, — Лиза просит за девушку, понимая, что шанс для спасения Фила существует. Раз медсестра прибежала, не побоявшись свирепой охраны.
— Шмидт, что там?! — крик Саши разносится из-за закрытых дверей, заставляя Лизу остановиться на месте вкопанной статуей.
Ей просто не пробраться сквозь людей, закрывших проход в кабинет Белова, не разглядеть свирепого взора мужа, но она может увидеть его ладонь, удерживающую рукоять пистолета. Елизавета без труда осознает, что коленопреклонённая фигура — это её брат Витя, у которого третья группа крови. Редкая. Резус отрицательный.
Спасение?!..
Час жизни!
— Что, мать твою, происходит, скажи?! — разъяренно восклицает Лиза, когда Космос оказывается рядом с ней, положив огромные ладони ей на плечи. Белов не подходит к ним, закрывшись в кабинете, а охрана наблюдает за супругами, плохо скрывая усмешки. — Бред! Сами-то себе верите?
— Смирись! Лиза, смирись! — Кос, не мигая, уставился на Лизу, волей взгляда настраивая её на то, что все идёт правильно. Он уже не боится того, что она возразит, как будет проклинать и смотреть с ненавистью. Признать пора, что виновник аварии нашёлся. — Нам бы с тобой крышка пришла, как бы он побольше постарался! Чуешь?
— Почему нельзя разобраться во всём по справедливости? — попытка скинуть руки Космоса с себя ни к чему не приводит — это действие лишь злит его. — О чём это я? Когда ваша шайка-лейка об этом думала?
— А что тебе надо, чего хочешь? — для Космоса ясно, что он не убедит свою Лизу в нормальном ходе происходящего. Но он не перестает бороться за своё. — Вдовье?! Ты понимаешь, куда он всех нас завёл?!
— Витя — наш брат! Где ваши клятвы? — дружба, когда-то казавшаяся нерушимой, рассыпалась на куски. Безнадежно. — Нету, за грош продали! С разбега!
— И это сделал Пчёла! Первым!..
— Да что ты несёшь, чудище?!..
Лиза отходит на пару шагов назад, наблюдая за Космосом уловками побитого зверя. Она больше не хочет слышать то, о чём он упорно толкует. Любимый человек уверенно разрушает всё то, чем она живёт. Её веру в него на осколки разбивает, а потом на них наступает, чтобы хрустели, как снег декабря под ногами. Убивает.
Вселенная в бреду.
Лучше бы молчал.
Но отпустит не скоро…
Космический корабль на нуле.
— Иди к Томке, — и всё же для Космоса невероятно, что его девчонка отпор даёт, а он никак не может склонить её на свою сторону, — ночью домой поедем!..
Его-то девчонка!..
Становилось тошно, как и от осознания того, что когда Пчёлу приведут обратно, то у Космоса рука не поднимется выстрелить в упор. Стоять с грозным видом, предвещая небесный суд, Холмогоров мог, а что же до действий…
Как в себя стрельнуть?..