— Ничего ты не понимаешь, вредина, — остаётся чванливо ответить Космосу, — это от всякого дурного! Защита…
— От сглаза, порчи, — нужно перебрать все варианты, — приворота?
— Ну от приворота не спасёт, — Кос, женатый на девушке, любящей черных котов, нисколько не удивился бы, узнав, что в её роду прослеживался какой-то сожженный на костре ведьмак, — поздно «Боржоми» пить. Не так ли, красивая?
— Кто посмел приворожить тебя? — говорит Лиза с совершенно невинным видом. — Я поймаю эту сволочь, под кого бы она не маскировалась!
— Я для них неприкасаемый… — иногда Космосу казалось, что Лиза гораздо ревнивее, чем он. Но это заставляло любить её сильнее. — Сам на тебя приворожился! На раз-два!
— И тебе в кайф?
— Пойдем покажу…
Оказавшись на руках у мужа, разомлевшая Лиза спешит покрыть его щеки и лоб короткими поцелуями. Она напрочь забыла, что ещё минуту назад была настроена на нелепые шутки и незлую иронию. Космос безоговорочно победил, но кого могло это расстроить?..
***
Лиза всегда начинала нешуточно передергивать, когда в Ленинграде долго не могли добраться до телефона. Как будто бы специально злобно хихикали на фоне и мстили за то, что из Москвы звонили не так часто, как хотелось бы. Проверяли, насколько у неугомонной жены Космоса хватит терпения.
Дьявол, ещё и ошибочка вышла! Нет, уже не в Ленинграде, а в Санкт-Петербурге, о чем Холмогорова, как ревнитель старого имени родного города, намеренно забывала, но ситуацию факт не менял.
Можно даже понять Космоса, обожавшего занимать рабочую линию, когда у жены горит отчёт или проверяется срочный документ. Ожидание — не самый лучший друг, и в отдельных ситуациях может доводить до бешенства. Но раз уж не смогли приехать в Питер, как в старые добрые, то Лиза определенно должна поговорить с Ёлкой по телефону, и не дежурно, обсуждая лишь круглогодичную питерскую морось и первые московские морозы.
Ёлка лучше других помнила, что зима — это любимое время года племянницы, а осенью мир сливался одним цветом грязи, зачастую не позволяя трезво оценить красоту природы.
Гудки доносились нарочно медленно, растягивая секунды в минуты, но стоило услышать бодрые восклицания в трубке, как ситуация кардинально менялась. Лиза могла наслаждаться звуками родного голоса, отдаленно похожего на материнский, и убеждаться, что её сильная и смелая Ёлка находится в надёжном окружении.
— Наконец-то, дожила старая тётка! Кто позвонил!.. — первым делом бросила Чернова, так и не сменившая фамилию после второго замужества. — Самая занятая до меня добралась! Моя Лизка! Вижу, что слухи московские мне не врут…
— Не стала бы делать выводы насчёт старости, — жена Космоса слышит, что в квартире у Ёлки и Рафа точно не тихо — Анастасия Леонидовна играется где-то рядом с матерью, — у тебя эликсир молодости под боком! Слышу, как галдит. Скучать некогда!
— Какой скучать, если твой родственник еврейский… — Елена, на ходу жующая яблоко, случайно закашлялась, — блин, ну который мой муж по совместительству. Напомни имя!
— Перестань издеваться над дядей Лёней, — Лиза невольно даёт тётке подсказку, — мало у него в фирме заморочек? Особенно с московским филиалом!
— Правильно, над ним достаточно судьба поиздевалась, — настроение Черновой позволяло ей шутить, — сначала я, потом эта рыжая Феня, или как там её, а потом снова я. Вот такие перспективы, как говорят!
— Не преувеличивай, хвойная, — пользуясь тем, что Арю сморило обеденным сном, Лиза располагала свободным временем, — я бы с удовольствием позвонила тебе раньше, но у нас случилась ангина. Жуткая! Мы с ребенком потерялись, пока мир двигался куда-то без нас. Я в прострации!
— Заразы московские, — другой реакции от Черновой ждать не стоит; болеть она не любила, и старалась беречь себя от любого вируса, — но главное, что обошлось? Моя Арюша бегает? Спасу от неё нет? Я же тебе говорила, что она похожа на мои детские фото?
— Твоя Арюша похожа на детские фото своего папки, но она спит, и мне жалко её будить. Прости, дорогая! — и если бы Аря бодрствовала, то Лиза обязательно подозвала её к телефону, но после перенесенной ангины её обеденный сон был крепок. — Обошлось без осложнений. Человек ждёт Деда Мороза! Космос притаранил домой твою тёзку под два с половиной метра, так она наряжать со мной собралась. Вот такая твоя Арюша!
— Хоть у детей обходится, хоть у них, Лиза… — резко и озадаченно произносит Чернова, заставляя Елизавету вспомнить о том, что в Санкт-Петербурге по определению не может быть спокойно. И даже климат не располагает к тихим ветрам. — Ты рассказываешь мне про прострацию, а я, милая, лучше бы не читала утренних газет! И телевизор тоже не включала…
— Птичка из Смольного прилетела? Чехарда назначений? — несмотря на то, что государственная служба Ёлки прервалась с рождением Настеньки, вести от сослуживцев приходили к Черновой, как поезда на Ленинградский вокзал. Сокрушались не только берега Петербурга, но и всей России. — Или сразу навылет?
— Навылет. Не была бы в декрете — назначили бы главой комиссии по расследованию. Не было у бабы забот, но вовремя отвело! Помните, куркули, кто тут в городе хозяин… Убийство у подъезда дома. Глубоким вечером, район Петроградки… — Ёлка ведёт перечисление, будто играет сухими словами; в самом деле, её больше ничего не удивляло. Или она устала переживать. — Достойный человек — бизнесмен, готовился в местные депутаты. Делится с кем-то не захотел, договоренностей с нужными органами не было. От нас с Рафаловичем — венок и посильное участие в судьбе вдовы и детей, а прошло уже девять дней. Вчера были поминки…
— Сомнительные мероприятия, — Лиза не могла сказать, что когда-либо пыталась не признать для себя очевидное, но похороны и поминки заставляли её вспомнить только один глагол — бежать. Но тема обсуждения, вызванная невиданным страхом, живущем в подкорках сознания, нашлась само собой. — Помнишь, когда я ходила беременной, то Коса познакомили с Фархадом? Таджик, служил с Беловым в армии. Дружба продолжилась…
— И продолжалась бы до сих пор? — глухие полутона в голосе Лизы красноречиво свидетельствовали о том, что о неизвестном Фархаде следует говорить в прошедшем времени. — Хороши друзья!..
— Зарезали, — коротко проговаривает Лиза, смахивая с щеки случайно выпавшую из прически прядь, — не очень хорошие, но уже покойные люди. Что скажешь, не хреновый ли у меня вакуум? Или мне-то об этом вообще рассуждать не дозволяется?
— Найди в этом месиве хотя бы одного непричастного, — понятные времена, в которые Ёлка рассуждала обычными категориями и не стремилась разгадать происходящее, безвозвратно канули в лету, как и приказавший долго жить Союз, — всё равно не получится. Извиняй, ненастную, тревожно. Но хорошо, что ты позвонила!..
— Тебе что-то доложили? — у Лизы немного вариантов о том, что же может расстраивать Чернову, если дело касалось её самой. — Опять собираюсь разводиться? Космос, наверное, собирается меня бросить ради чьей-то смазливой секретарши? Или я случайно улетела в Америку, но ничего тебе не сказала? Ёлка…
— Говорить о тебе могут всякое, — таков человеческий род, — будут говорить, сколько им заблагорассудится. Забудь! Но печально заканчивается этот странный девяносто третий, и, знаешь ли, я и от следующего добра не жду. Страна в разрухе, а у нас всё какие-то танцы на гробах. То ли ещё будет…
— Ёлочка, послушай, чего мы только не видели за два года? Я едва ли не родила, когда гкчеписты власть штурмовали, а Космос чуть эти баррикады строить не полез… Я не рассказываю тебе про танки в Москве! И… — договаривать о том, чем каждодневно жил Холмогоров сложно и слишком небезопасно, но Лиза не может отделить себя от него — выбор сделан давно. И любовь, питающая сознание и душу, не давала ей видеть в происходящем сплошной негатив. Лиза разумно считала, что жизнь не может быть исключительно двухцветной. — Ничего не удивит, а у меня Аря, кажется, проснулась.