И я заставляла себя помнить. Всякий раз, когда глупое сердце сжималось от необъятной тоски; когда видела его во снах; когда слышала по радио их песни — помнила. Все. Каждую деталь. Каждый жест. Эти воспоминания были моей личной пыткой и моим спасением.
Наше время…
— Я не играл, Рита! Я любил тебя! И люблю!
Его голос бил прямо по сердцу своим страданием. Хлестал плетью, задевая старые шрамы, как воспоминания. Заставлял их расходиться, открываться ранами, из которых гноем сочилась ненависть — темная, липкая, ядовитая.
— Прекрати! — громко воскликнула, с ненавистью заглядывая в голубые глаза. — Прекрати говорить о нас; притворяться, будто что-то есть; говорить о любви! Я тебя, — ткнула пальцем в мужскую грудь, — не люблю! Я, — махнула рукой в сторону лагеря, — люблю его! Оставь меня в покое, в конце концов! Оставь НАС в покое!
Взгляд голубых глаз потух, а руки, которые этого упирались в ствол дерева, удерживая меня в своей клети — опустились. Не давая себе и шанса на жалость, вырвалась из его плена, устремляясь в сторону лагеря. Однако, я и двух шагов сделать не успела, вновь оказавшись в знакомых объятиях…
Глава 15
«Я люблю его!» — взрывом раздалось в ушах, оглушая своей правдой. Она еще что-то говорила, гневно взмахивала руками, но кроме этого долбанного «я люблю его», он уже ничего не слышал.
Слова на этот раз не просто ранили, они — убивали. Лучше бы убивали…
— Я уеду! — воскликнул Лекс, хватаясь за это обещание, как за спасительную соломинку. — Уеду, — его руки легли на узкие плечи, и он опять почувствовал странную связь между ними, что мешала ему отпустить, а ей уйти. Всего несколько минут назад Сашка думал, что это любовь, а теперь… — Оставлю тебя с ним, — произнес на выдохе, до конца не соображая, что говорит, и вопреки сказанному, оплел её своими объятьями. — Только выслушай меня, Рита…
— Саша… — холодные пальцы несмело коснулись его запястий, в попытке освободиться. Но Лекс даже не думал её отпускать. Только не так. Без правды.
— Ник тогда соврал тебе, — Лекс почувствовал, как Рита напряглась, застывая от его слов. — Я не играл — это меня разыграли. По крайней мере, с этого все начиналось…
Четыре года назад…
— Лекс, а давай ты в любви каждый день так будешь признаваться? — предложил Кир, пересчитывая деньги. — Мы еще никогда такую кассу не делали!
Все четверо музыкантов находились в своем хлипком пристанище. Кир с Ником пересчитывали сегодняшнюю выручку, устроившись прямо на дощатом полу. Пашка, как обычно, сидел в обнимку с гитарой, заняв одну из «детсадовских» кроватей. А Лекс, покачиваясь на хилом стульчике, с улыбкой смотрел на покрытый паутиной трещин экран телефона.
— Вот сам и танцуй, — лениво отозвался голубоглазый, разглядывая фото Риты, которое та ему скинула. Девушка, прищурив один глаз, игриво показывала ему кончик языка.
В груди знакомо потеплело, разлилось ярким светом — любовь искрилась под кожей, заставляя сердце отбивать уникальный ритм. У каждого влюбленного сердца своя музыка, и Лексу казалось, что его была самой прекрасной на свете.
«Здесь совсем не видно твоей развратной пижамки, малышка;-)» — не удержавшись, написал он девушке, наперед зная, как она разозлится.
Он все время её злил, подкалывал, шутил. Но в то же время любил так, что самому было страшно от безмерной глубины этого чувства.
Да, Лекс боялся. Боялся этого странной, почти животной необходимости находиться с ней рядом, вдыхать запах, чувствовать тепло кожи. Порой он ловил себя на мысли, что «слушает» толпу, надеясь услышать её. Рита звучала для него по-особенному: Ля-бемоль мажор — вот она смеется, Ре-минор — что-то рьяно доказывает ему, явно свирепствуя, тишина — это он целует её, заставляя все звуки разом умереть.
Девочка с морем в глазах — обычная, ничем не примечательная, но в то же время особенная и уникальная. Девочка, что могла одним лишь тихим «Саша…» отключать ему мозг. Девочка, что имела поразительную власть над ним. И это, опять же, заставляло бояться…
Лексу, привыкшему к свободе, было нелегко смириться с такой «зависимостью». Однако, стоило ему заслышать знакомое Ля-бемоль в толпе и все сомнения разом испарялись.
«Любуйся, извращенец!:-Р» — пришло в ответ от Риты. Под текстом было прикреплено фото, что больше напоминало всем известную картину Малевича.