«Зачем он выбрал эту песню?»
— Потанцуем? — перед лицом появилась широкая ладонь жениха.
— Я не думаю…
— Пойдем, — Богдан крепко ухватил меня за руку, не дожидаясь моих возражений.
Музыка содрогнулась, стоило нашей паре появиться на танцполе, но Сашка быстро исправился, не забыв понимающе улыбнуться напоследок:
От меня до тебя —
Сплошь глухие холодные стены.
Мне тебя бы пустить по венам,
Мне тебя бы вернуть домой…
Богдан неспешно вел меня в танце, рядом кружились еще несколько парочек (я даже успела заметить Тину с Киром), а я до боли кусала губы, чтобы не расплакаться.
Я знала, что Паша написал эту песню, и знала, кому она посвящена. Но сейчас, все слова из нее принадлежали Саше. И пел он о нас…
Упадет осколок гранита,
Видишь? Наши стены разбиты!
Слышишь? Нам пути все открыты!
Возвращайся скорей домой…
Слезы всё же появились на ресницах, дрогнули и скатились вниз горячими дорожками. А в голове снова засел вопрос, что мучил меня эти два дня: «Почему он не рассказал тогда?»
Правда, всего лишь правда, а как бы много она могла изменить…
Обратятся в прах километры,
Слышишь? Это шепчет нам ветер!
Видишь? Я разбил наши клети!
Только ты вдруг стала чужой…
— Ты в порядке? — видимо Богдан все же заметил влагу на своей рубашке. Хорошо хоть макияж водостойкий.
— Да, все в порядке, — тихо ответила я, и, уткнувшись в плечо парня, прикрыла глаза, в попытке успокоится.
Музыка тут же заискрилась под веками, потекла образами, и мне на короткий миг показалось, что я вернулась на четыре года назад. На месте квартета играет группа с причудливым названием «Меридианы», а вместо рук жениха, талию уверенно сжимают другие руки — теплые и такие привычные…родные.
От меня до нее —
Бесконечная пропасть молчаний,
Мне б сказать ей, почти нечаянно,
Прошептать ей в губы отчаянно:
«Я люблю тебя, я всё еще твой…»
— Я люблю тебя, — шепчет мне жених на ухо.
— Я люблю тебя, — поет Саша со сцены.
— Я люблю тебя, — отвечаю я, не зная кому…
Цепочка с кулоном жгла руку холодом, сердце барабанило в груди, а я все бежала и бежала, не видя перед собой дороги.
Куда? Зачем? Я не знала. Просто если бы я хоть на мгновение осталась в том зале, где были они, то точно бы сошла с ума…
— Осторожней, — меня придержали руками за плечи.
— Извини, — посмотрела на возвышающегося над собой Данила.
— Все в порядке? — спросил парень, вглядываясь в мое лицо. В темноте его глаза влажно поблескивали и казались чернее ночи.
— Песня дурацкая, — сказала почти правду, сама себе удивляясь.
— Ясно, — хмыкнул парень, разжимая руки.
— А ты? — оглядываясь по сторонам, спросила я. — Почему не со всеми?
— Песня дурацкая, — ответил моими же словами парень, усаживаясь на лавочку неподалеку. — Присядешь?
«И как я сюда забрела?» — по новой оглянулась, осматривая небольшой скверик, что примыкал к ресторану.
Зеленый газон, аккуратно подстриженные кусты и карликовые деревья и площадка с видом на кипящее море, которое сегодня, казалось, ожило, превратившись в мифическое существо…
— Наверное, будет шторм, — протянула я, усаживаясь на лавочку рядом с Данилом.
В животе неприятным комом осела неловкость. Несмотря на то, что Данил был лучшим другом Богдана, общались мы с ним редко, ограничиваясь дежурными «привет» и «как дела».
— Ага, — немногословно ответил парень, увеличивая противный комок внутри меня.
«И о чем с ним говорить?» — кулон неприятно резанул ладонь, как напоминание о своем дарителе, которого я бросила в ресторане, но я быстро задвинула эти мысли на задний план.
— Это была любимая песня Саши, — подал голос Данил, заставив меня напрячься, и, видимо, поняв это, с грустью уточнил: — Сестры.
Образ голубоглазого музыканта сменился другим — девушка, красивая, в воздушном платье персикового цвета и тугими спиралями пшеничных волос, что водопадом рассыпались по плечам, её губы чуть тронуты малиновым блеском, кажутся необычайно яркими на фоне снежно-белой кожи, а ресницы даже без туши выглядят необыкновенно длинными. Меня поразила её красота с первого взгляда — тонкая, хрупкая, как у фарфоровых куколок, которых многие коллекционеры хранят в коробках, боясь разбить. Вот только Саша лежала не в коробке, а в гробу. И разбила она себя сама…