Тьма не место для искалеченных, она — обитель монстров. И один из них уже нашел его…
— Подъем! — в лицо плеснули чем-то холодным, и Разумовский неосознанно облизнул пересохшие губы, ощущая слабый привкус крови во рту. — Хватит прохлаждаться! — трюк с водой повторился. На сей раз Богдан успел поймать ртом пару капель — пить хотелось чертовски сильно.
— Еще, — сдавленно просипел он, все еще не понимая, где находится. Весь его мир сосредоточился на ощущениях собственного тела. Боль — интенсивная, колкая, от которой хотелось выть раненым зверем, казалось, бежала внутри вместо крови. Разумовский даже вздохнуть боялся. Однако желание жажды оказалось сильнее: — Еще, — вновь попросил он, так и не размыкая век.
— Нахлебаешься еще, — пообещал знакомый голос. — Вот потолкуем, и я тебе устрою термальные источники, — на заднем фоне раздался скрежет металла.
Воспоминания в Богдане слабо зашевелились, чтобы мгновение спустя предстать пугающими образами перед глазами.
«Знает», — вспомнил он недавнюю догадку, а тело тут же содрогнулось, будто Данил стоял всё еще рядом, прижимая к его шее электрошокер.
Парень рвано выдохнул, позабыв о муке, сопровождающей это деяние. Гораздо важнее сейчас был страх. Он кислотой стекал по позвоночнику, подстрекая к поступкам и, как ни странно, придавая сил для борьбы.
Богдан еще раз вздохнул, еще и еще, привыкая к болезненной агонии. А потом, крепко сцепив зубы, решился посмотреть на своего палача: от света, что своими иглами вонзился в глаза, парень сдавленно охнул и часто заморгал. Зрение возвращалось к нему неохотно: плыло размазанными контурами, искажалось неясными очертаниями, однако человека, сидящего напротив, Разумовский узнал легко.
— Очнулся? — с улыбкой в голосе спросил Данил, под тот же скрежет металла.
Богдан не ответил. Щурясь, он силился разглядеть то, что его мучитель держал в руках.
— Галимый же из тебя хозяин, Разум, — с издевкой заметил тот.
Глаза Богдана продолжали неотрывно следить за его руками и с каждым их движением расширялись все больше и больше. То, что он увидел…
— Даже ножи заточить не можешь, — Данил отложил заточку в сторону, коснувшись подушечкой пальца лезвия ножа. — Все приходится за тебя делать, — парень осуждающе покачал головой, обнажив зубы в улыбке.
У Разумовского волосы на затылке встали дыбом от этой улыбки, а страх вместо веры в себя и сил бороться, не давал ничего, кроме отчаянной уверенности в том, что его убьют. Шансов не было — Богдан это понял, стоило ощутить на своем теле веревки, которыми его накрепко привязали к стулу, и увидеть глаза, в которых вместо здравого смысла царило безумие. Вероятно, поэтому он и решил не строить из себя героя, а поступить, так, как делают все люди, оказавшись в опасности, — позвать на помощь. Однако вместо отчаянного вопля, гостиная, в которой они находились, наполнилась жалобным кряхтением, а вслед за ним послышался веселый хохот…
— Серьезно? — посмеиваясь, спросил Данил. — Ты еще надеешься спастись? — смех зазвучал еще громче, заставив Разумовского с ненавистью посмотреть на палача. Парень немедля заметил этот взгляд и, резко оборвав веселье, сократил расстояние между ними.
— Дан, послушай, здесь какая-то ошибка… — проблеял Богдан, когда острие ножа коснулось его подбородка, заставив пульс мелкой дробью застучать в висках.
- Ошибка?! — громко воскликнул тот. — Тебя сдали, Разум, — прошептал Данил, склонившись к его уху. — Я знаю всё, что ты сделал ей, тварь! — закричал он, оставляя тонкую, алую полоску на коже Богдана.
Данил, заметив этот след, отклонился от него, любуясь своим творением, словно художник собственной картиной. Кровь на шее Разумовского нравилась ему: она приглушала то пекло, в котором приходилось жить с момента смерти сестры; стирала слезы, которые его родители проливали ежедневно, так и не смирившись с потерей дочери; обеляла Сашу, которую нельзя было даже похоронить по-человечески из-за мерзкого клейма «самоубийца»!
Да, кровь смывала всё.
«Нужно еще, — шепнул кто-то в мыслях. — Еще, еще, еще…», — заголосило внутри разными мотивами, отчего парень обхватил голову руками.
Голоса…Когда он впервые их услышал? Данил уже не помнил. Раньше он просто не обращал на них внимания, игнорируя. Но с уходом Саши все поменялось: они ожили, обрели силу, вынудили слушать их. Вот как сейчас…