«Отлично!» — подумала я, оглядывая в зеркале миленькую девчушку с синими глазами, которые от косметики казались огромными, а крупные локоны коротких темных волос и легкая улыбка на припухлых от «увеличительного» блеска губах, делала мой образ каким-то воздушным и сказочным.
«Я даже на выпускной так красиво не выглядела», — нехотя признала страшную правду, вспоминая то гнездо, что сотворили у меня на голове наши местные «профессионалы».
— Ритуля, — взмолилась в десятый раз сестрица.
— Ладно, — положила тюбик с блеском на тумбочку, — веди меня в свое чистилище, Данте.
- Сама такая! — «обиделась» Тина и, ухватив меня за руку, потащила в сторону выхода.
Вечеринка проходила на пляже и потрясала своим размахом, а быть может неискушенной в этом вопросе мне, которой впервые удалось попасть на такое мероприятие, так казалось.
Первое, что меня поразило — люди. Снующие везде со счастливыми улыбками на губах и пластиковыми стаканчиками в руках. Их было много и это действительно поражало, а еще больше пугало, пробуждая мои страхи.
Вторым, еще более впечатляющим, оказалась сцена, возле неё толпились те самые люди, но мне вновь стало плевать на них, потому что на сцене стоял ОН и пел — совсем иначе, не так, как тогда, на набережной, но все также чарующе. Теперь в его голосе не было боли, в нем была сила — разящая, необъятная, титаническая. Она безошибочно била прямо в сердце.
Сейчас он мне казался Прометеем, вселяющим в человеческие души пламя:
Бесконечно, чувственно, быстротечно…
Падать в ваши объятья,
Сгорать в ваших сердцах!
Беззастенчиво, бесчувственно, навечно…
Жить в ваших душах,
Вселять боль и страх!
Мы — Титаны, мы — дети Вселенной,
Ты, наш раб — слушай, стой, вникай!
Мы прикажем: «Встань на колени!»
Ты воскликнешь: «Навсегда!»
Мы есть музыка, ты — наш отзвук,
Действуй, веруй, живи, не стой!
Стань нам братом, что Вселенною создан,
Будь нам равным в бою с собой!
Мы воскликнем: «Живи свободно!»
Ты прикажешь: «Навсегда!»
Прорывайся сквозь тернии к звездам!
Стань титаном, вместо раба!
Толпа вокруг одобрительно гудела, восклицая, словно тост, фразы: «Живи свободно!» и «Мы — Титаны!», а я по-прежнему хотела прикоснуться к нему, к этому черноволосому богу на сцене.
- Как Вадик мог пригласить этих убогих?! — возмутилась рядом Тинка.
— А? — непонимающе переспросила, все так же глядя на черноволосого.
— Да ты только посмотри! Вон же те ворюги брынькают! — сестра махнула рукой на сцену.
Я проследила за её жестом и, к изумлению, узнала знакомые лица. Рыжий паренек стоял справа от солиста, перебирая струны гитары и пританцовывая, а чуть поодаль от него, возле синтезатора, обнаружился хорошо знакомый белобрысый наглец.
«И правда, музыканты», — как-то нетвердо подумалось мне.
— Ладно, я пойду Вадика поищу, — крикнула сквозь гул голосов сестра и ушла, оставляя меня посреди пьяной толпы.
Голос черноволосого солиста сменился новым, женским, и то волшебство, что до этого подавляло мой страх, растаяло вместе с его уходом. Множество голосов, взглядов, смешков начали ощущаться, как никогда остро, вызывая во мне знакомую панику.
В попытке найти спасение я поспешила в сторону безлюдного пляжа.
Луна сегодня светила необычайно ярко, изгоняя ужас и тьму, что, по обыкновению, приносила с собой ночь. Демоны страха прекратили одолевать мою душу, отступая перед завораживающей тишиной светлой ночи, которую разбавляла лишь грустная песнь моря. Мне почему-то казалось, что оно поет о любви. Давней и болезненной, утерянной когда-то навечно.
Поддавшись внутреннему порыву, стянула босоножки и ступила в пенную воду. Море омывало мои ступни, не прекращая рассказывать свою историю, а я вспоминала папу, он всегда любил шум волн, у него даже диск был с этим успокаивающим рокотом.
— Скучаешь, малышка? — хрипло раздалось совсем рядом, и я оглянулась на звук.
В этот момент наступила ночь — луна скрылась за облаком, даруя жутким монстрам из тьмы свободу и один из них, казалось, стоял передо мной. Я видела лишь очертания мужского тела и блеск глаз, но то, что я нашла в них, заставило волосы на затылке встать дыбом.