— А у тебя не только волосы выросли, — сделали мне «комплимент», прежде чем я громко хлопнула раздвижной дверцей.
«Чтоб тебя, Марков!» — разозлилась я, вспоминая его последнюю фразочку. Как и когда он покинул мою комнату, мне было неизвестно: Богдан сразу утащил меня по магазинам за снаряжением для завтрашнего похода.
«Это ради Богдана! Ради нашего с ним будущего!» — произнесла про себя в миллиардный раз и, рвано выдохнув, постучала в дверь. Она тут же распахнулась, будто Марков все это время сидел под ней и ждал.
— Проходи, — коротко бросил он, отступая в сторону.
Я, не мешкая, зашла внутрь и несмело замерла, разглядывая кровать со склоченным одеялом и мятыми подушками, что выделялась в лунном свете.
«Может, это была плохая идея?» — спросила саму себя, однако отступать было уже поздно.
Прогнав свое оцепенение, развернулась и направилась в сторону кресла. Оно мне почему-то напомнило спасательный круг посреди безжалостного океана, и я без колебаний устроилась в нем, встречаясь взглядом с Марковым. Он, как и прежде стоял возле двери, наблюдая за мной.
Время шло, а мы оба молчали, слушая уютную тишину комнаты. С ним тишина почему-то всегда была уютной. Не давящей, не раздражающей, а уютной и естественной. И это, к моему удивлению, не изменилось спустя все эти годы.
«Странно…» — злость в душе уснула сытым зверем, и я просто сидела, любуясь куском звездного неба, что заглядывало в окно.
Я смотрела на небо, а он смотрел на меня.
Просто молча стоял, подпирая стену, и смотрел, будто перед ним висела какая-то абстрактная картина с сокрытой тайной внутри…От этого вдруг стало не по себе, и я первой нарушила наше молчание, сказав совсем не то, что собиралась сказать:
— У меня помолвка, — посмотрела на звездную ночь за окном и добавила: — через два дня.
— Извини, поздравлять не буду, — в его голосе слышался металл и мýка. Бессчетное количество мýки.
Меня так и подмывало спросить: почему он страдает? Что значат все эти взгляды? Что значит всё это? Но я опять сказала совсем другое, выдохнув в ответ всего лишь одно слово:
— Уезжай.
Марков вновь молчал, заставляя мое сердце громыхать в груди, и когда я уже решилась повторить свою просьбу в полной форме, заговорил. Но лучше бы он молчал. Лучше бы он накричал, взбесился, сказал что-то плохое, но… только не это.
— Я люблю тебя, — его шепот звучал громче грома в грозу и бил не хуже молнии.
В висках зашумело от услышанного, а сердце в груди застучало еще яростнее.
— Я люблю тебя, Рита, — колоколом зазвенело в голове, а в груди что-то громко щелкнуло, отпуская тот самый спусковой крючок, что сдерживал меня до этого. Сдерживал все то, что я пыталась забыть четыре года…
— Любишь?! — почти закричала, вскочив на ноги, а перед глазами, будто в бреду, пронеслись черно-белые стоп-кадры из прошлого: как я страдала, рыдала, скучала по нему! — Ты и тогда меня любил, да?! Когда бросил?! Когда добавлял в черные списки?! Когда… — всхлипнула и, взяв себя в руки, со всей скопленной злобой и жестокостью выплюнула, нисколько не страшась причинить ему боль, наоборот, мне хотелось сделать ему больно, хотелось заставить его почувствовать тоже, что и чувствовала я: — Той, кого ты любишь, Марков, больше нет! Нет! А знаешь почему? — посмотрела на парня, голова его была опущена, а кулаки крепко сжаты, но я уже не могла остановиться: — Знаешь! Знаешь, черт бы тебя побрал, Марков! Это ты! Ты убил её! Как думаешь, каково это, когда твое сердце прошибает насквозь тысячью игл? Не кинжал, не стрела, не долбанное копье, а противные иголки…тонкие, мелкие, крошечные. Насколько крошечные, что их уже не достать, они остаются в тебе навечно. Чертовы иголки, Марков! Чем я такое заслужила?! Что я тебе такого сделала?! Что… — подавилась последней фразой оттого, что совершенно неожиданно оказалась в кольце сильных рук…
— Прости меня, — раздается шепотом в ушах, а руки сжимают меня еще крепче. — Прости меня, моя девочка. Прости… — горячее дыхание опаляет кожу на виске и я, наконец, выдыхаю.
Дышать — это все, на что я была способна.
— Прости, прости, прости…. - льется вместе с моими слезами, на белую ткань майки, за которой стучит сердце.
Чувствую, как руки зарываются в мои волосы и бережно отводят мокрые прядки.
Чувствую губы, что обжигают кожу словами.
И дышу.
Им.
Просто дышу, задыхаясь. Комкаю в руках белую ткань. Ища спасение в своей погибели.