— Спасибо за завтрак! — рявкнула ей Валька, что вихрем пронеслась мимо нее, пробежав прямо по острым осколкам.
— Тина, стой! — промелькнул рядом с Лидой Кир, в точности повторив подвиг Рудневой. На лице парня еще пылал след от пощечины.
— Лучше я в Пашку влюблюсь, этот неуравновешенный какой-то, — пробурчала себе под нос блондинка, брезгливо собирая окровавленные кусочки посуды. — Два сапога пара, блин!
«И чё у них замки на дверях не стоят?», — возмущался про себя Кир, вспоминая лихорадочный блеск синих глаз и распухшие губы, с которых едва слышно срывалось обжигающее «тебя…».
О том, сколько презрения было в этих глазах позже, а с алых губ срывалось такое же едва слышное «ненавижу», парень старался не вспоминать. Хотя, лучше пусть призирает и ненавидит, чем вот как сейчас, даже взглядом не удостоит! Будто это она всего час назад задыхалась от его поцелуев! Будто и не смотрела на него так, что все внутри переворачивалось…
— Да что, твою мать, не так?! — забывшись, воскликнул в голос Кир, по-прежнему не спуская глаз с Тины.
Музыкант действительно не мог понять, причину такого «игнора» со стороны разукрашки. Ведь им двоим было хорошо! Да она же хотела его, черт побери!
Температура в комнате моментально упала на несколько градусов ниже, а тишина стала замораживающее-тонкой, как первый лёд в ноябре, что мог в любую секунду с треском рассыпаться на тысячи колючих осколков.
Все взгляды разом устремились в сторону Кира, все кроме одного…
«Ты — моральный урод, вот что не так!» — прорычала в мыслях Руднева, но в жизни лишь жеманно отложила вилку на салфетку и, скользнув по присутствующим равнодушным взглядом (намеренно пропустив барана) грациозно поднялась со стула.
Теперь все дружно сосредоточили свое внимание на Тине.
— Спасибо, — произнесла Валентина, задвигая стульчик, — я сыта, — голос её звучал мягко и обволакивающе, хотя внутри её, казалось, все покрылось болезненными шипами.
Все так же, не смея нарушать тишину, семейство в немом изумлении проводило глазами неспешно удаляющуюся девушку. И только Кир заметил, что Тина немного прихрамывает.
«Вот же идиотка!» — выругался про себя парень, заметив кровь на белоснежной глазури напольной плитки.
— А вы… — решил, наконец, поинтересоваться Михаил Петрович, что, собственно, происходит, но был перебит своим зятем, который уже возвышался над ним.
— Где аптечка? — требовательно спросил Кир у мужчины.
— В ванной, над стиральной машинкой, — заторможено ответил дядя Миша, не забыв спросить: — У вас точно все в порядке?
— Точно, — небрежно бросил на ходу Кир, устремляясь вслед за безмозглой дурой, которая шляется по дому с кровоточащими ранами на ногах. Сам Кир, к слову, легко отделался неглубокой царапиной.
То, что Тина обалдела, когда рыжий догнал её и крепко ухватив за ладонь потащил в ванную — это ничего не сказать. Изумление разноцветной было насколько велико, что очнулась она только тогда, когда тесном пространстве небольшой комнатки, раздался оглушающий звук дверного замка.
«Значит, начатое до конца доводим?!» — сделала свои выводы Тина, чувствуя, как изнутри её накрывает слепая ярость. И решив, что без боя не сдастся, первой накинулась на рыжего маньяка.
Хотя, минуту спустя, Тина поняла недальновидность своего решения — маньяк оказался сильнее.
«Тварь! Извращенец! Кретин!» — восклицала про себя девушка, пытаясь вырваться из крепкого захвата: Кир, зажав ей руки за спиной, крепко прижимал её к себе.
«Чёртов задрот!» — продолжала костерить музыканта разноцветная, так, не проронив и слова. Ибо еще сегодня утром, осознав всю подлость поступка рыжего, поклялась, что больше и слова этому отморозку не скажет! Она, правда, еще клялась, что не приблизиться к нему, но с этим пунктом возникли кое-какие затруднения.
Парень тоже молчал, с интересом наблюдая за разноцветной, слабо трепыхающейся в его объятьях. Задаваясь про себя вопросом: «Насколько же её хватит?». Такая бурная реакция забавляла и, как ни странно, успокаивала, заставляя забыть обо всех дурных мыслях, одолевавших его во время завтрака. Парня даже не волновал тот факт, что Тина до сих пор молчала, демонстративно игнорируя его. Её сверкающие глаза и так сказали ему слишком много. И Кир, сделав правильные выводы на основе этих испепеляющих взоров, метнул вопросом, попадая прямо в цель:
— Ты что, боишься меня, разукрашка?
Тина мгновенно затихла и с негодованием посмотрела в лицо парня, который посмел её назвать трусихой! Трусость для Тины была синонимом слабости, а быть слабой она не любила.