Воздух сгустился, превратился в звонкое зеркало.
Мир притих.
Оставалась всего секунда до волшебства…
— Опять приволок свой хлам, — недовольно отозвался Кир, пыхтя над чем-то отдаленно напоминающим палатку. — Лучше бы помог мне с этой хренью, — парень от души пнул по огромному куску зелёной ткани, которая от его движения, вздыбилась, словно разъяренная кошка.
— Ты просто завидуешь, — Лекс с нежностью коснулся высеченной на обечайке надписи: «Рок на века», проигнорировав «крик о помощи».
— Чему тут завидовать, интересно? — фыркнул Кир, забивая колышек.
— Просто у тебя нет гитары как у Пола, а у меня есть, — самодовольно заявил голубоглазый, высекая новый аккорд.
— У меня Gibson, из GoatPeakStings, — без акцента произнес рыжий, — а у тебя ободранное недоразумение, перекупленное у какого-то психа.
Лекс криво усмехнулся: этот спор они вели уже не в первый раз и даже не десятый. Пальцы вновь задели струны, и звук перетек в мелодию — звучную, яркую, узнаваемую из тысячи. Сашка тоже узнал её из тысячи…
Год назад…
На улице стоял промозглый ноябрь. Сырость пробирала до костей, окрашивая все внутри и снаружи серыми красками, что больше смахивали на грязь. Лекс неспешно шел по улице очередного безликого города. Нескончаемое турне делало свое дело — плотоядными личинками поедало все яркие краски, оставляя лишь черные, одинаковые, макеты городов.
Черное и серое.
Серое и черное.
«Паршиво», — подумал парень, оглядывая блоки многоэтажек.
Ему опять снилась она. Как и прошлой осенью. Как и в каждую предыдущую осень. Всегда. Она.
Лекс одновременно ждал и боялся этих снов. В них она была прежней, в них она была с ним, вот только он был уже не тем.
«Предатель», — кричали синие глаза, вынуждая просыпаться в холодном поту.
«Предатель», — говорили алые губы, заставляя сердце рваться наружу.
«Предатель», — словно шептали её руки, толкая его в пропасть.
Зажигалка в руках вспыхнула голубым огоньком, и парень с наслаждением затянулся. Горький дым успокаивал, проникал в сознание, размывая яркие картинки сновидений. Где-то рядом заиграла мелодия, и Лекс, позабыв обо всем, пошел на звук — музыка вела его за собой. Была светом.
Идти пришлось не долго: в нескольких метрах от него, прямо на замерзшем асфальте, с открытым гитарным чехлом у ног, сидел парнишка — «зеленый», в потрепанной, кожаной косухе с чужого плеча. Его глаза тоже были серыми, как и все вокруг, а хриплый, прокуренный голос фальшиво пел о «Звезде по имени солнце».
Лекс поднял голову к небу, как будто проверяя правдивость слов музыканта — так и есть, солнца не было — и опять вернулся взглядом к тому, что его привело сюда — к гитаре. Martin D-28 — мечта многих гитаристов. С ней начинал свою карьеру легендарный ДжимиХендрикс. На такой же играл сам Пол Маккартни. И вот теперь, посреди бесцветной улицы в окружении сотен трупов домов, на ней кое-как лабает какой-то уличный попрошайка!
Струны затихли, и серые глаза посмотрели прямо на него. Взгляд, как и сырость, пробирал до костей. Но Лекс не отвернулся, тонкая линия ухмылки прорезалась на лице, а из бумажника, прямо в раскрытый гитарный чехол, полетела стодолларовая купюра.
— Играй, — небрежно бросил он музыканту, пряча руки в карманах черной худи. Ему хотелось поставить этого неумеху на место, ощутить свое превосходство над ним.
Парнишка опять посмотрел на него сканирующим взглядом, копошась им в его душе, и неожиданно улыбнулся — широко, вызывающе, так, что Сашка, на секунду опешил и не сразу понял, что «концерт по заявкам» начался.
Фальшивый, прокуренный голос пел «Маргариту», одну из песен местной панк-рок группы:
Ночь над городом с косой повисла,
Вышел в путь охотник — прячься!
Бойся! Бойся, моя Маргарита!
Океаном солёным расплачься.
Лекс вздрогнул, от этого знакомого «моя Маргарита», а парнишка, с улыбкой на губах, продолжал петь, отрабатывая свой «гонорар» сполна:
Нож стальной, с кровью багряной,
Ждет расплаты, ждет свою участь!
Трепещи, моя Маргарита!
Станешь ты одним из чучел.
Образы фантомами пролетели в сознании — кровь, испуганные глаза цвета моря, бледная кожа с яркими пятнами веснушек. Ему вдруг почудилось, что она и правда умерла, что он не просто её бросил — убил. Руки в карманах мелко задрожали, а улыбка уличного певца превратилась в оскал. Совсем как в песне: