— Как ты себя чувствуешь? — рокочущим басом осведомилась Альбертина, пока служанка наполняла тарелку Тео тягучим сливочным супом.
— Спасибо, бабушка, намного лучше, — вежливо поблагодарила Тео, а ее рука между тем уверенно выбрала самую большую ложку справа. Все так же самостоятельно, без сознательного участия Теодоры, рука поднялась, зачерпнула суп и отправила его в рот, не пролив ни капли. Тео даже губы не испачкала.
И поза. Тео сидела прямо, едва прикасаясь предплечьями к краю стола… На мгновение Тео представила, как она выглядит со стороны — и подумала, что похожа на графиню Грэнтэм из «Аббатства Даунтон».
Интересно, можно нагаллюцинировать целый сериал?
Ошеломленная этой мыслью, Тео поперхнулась и закашлялась, чем заработала сочувствующий взгляд Мери и раздраженный — Герберта. Старуха даже головы не повернула, полностью сосредоточившись на содержимом собственной тарелки. Она методично вычерпывала ложкой суп, заливая его в рот с механическим равнодушием автомата.
Трапеза продолжалась в тишине, тяжелой и душной, как пыльные бархатные шторы. Все ели молча, сосредоточенно уставившись в тарелки. Через пять минут Тео почувствовала неловкость, через десять начала нервничать, а через пятнадцать приглушенно звяканье железа о фарфор превратилось в тревожный набат.
Наконец Альбертина Дюваль отложила вилку и нож. В то же мгновение прекратил есть и Герберт, чуть отодвинув от себя тарелку с остатками ростбифа. Поколебавшись, Тео последовала его примеру.
— Теодора, милая… — старуха потянулась к ней через стол, положила на руку искореженные артритом пальцы, жесткие и холодные, как корни дерева. — Возможно, мои слова прозвучат эгоистично, но я должна это сказать. Ты единственная нить, которая соединяет меня с Роджером. И я счастлива, что эта нить не оборвалась. Когда ты очнулась… это было… словно мой Роджер вернулся. Будь здорова, девочка моя. Живи — и за себя, и за него.
Еще раз стиснув Тео ладонь, Альбертина поднялась и, медленно шаркая, вышла из комнаты. Герберт проводил ее нечитаемым стеклянным взглядом.
Глава 5
Тео надеялась, что воспоминания постепенно проснутся. Или не постепенно. Она увидит фотографию, услышит знакомую песню — и ах, что со мной? Где я? О боже, я снова все помню!
Именно так и происходило в бесконечных сериалах, перед которым мать застывала вечерами, словно кролик перед удавом.
Перед бесконечно длинным удавом.
Но в реальной жизни память не торопилась возвращаться. Тео бродила по дому, как привидение, всматривалась в потемневшие от времени портреты, трогала статуэтки и восковые цветы, покрывающиеся пылью в высоких вазах… Ничего. Совершенно никакого результата. Ноль.
В памяти Тео по-прежнему была только Огаста.
Вариант номер один: Тео рехнулась. Окончательно и бесповоротно. Правда, где-то было написано, что психи не осознают собственной болезни — но кто сказал, что это универсальное правило? Может быть, она, Тео, — медицинский феномен.
Вариант номер два: Огаста совершенно реальна. И та, прежняя Тео — рано постаревшая, издерганная невротичка — тоже реальна. Была. В Огасте она влетела под гребаный грузовик, но попала не реанимацию и не морг, а сюда. В совершенной чужой мир, непонятный и незнакомый, да еще и в новое тело.
Может, именно так и выглядит посмертие? Ты просто закрываешь глаза в одном мире — и открываешь в другом. Нет ни ада, ни рая, только незнакомые лица вокруг. Вот потому-то новорожденные младенцы и орут. От ужаса и осознания.
Тео тоже очень хотелось заорать — громко, во всю глотку, со слезами и всхлипами, по-детски отчаянно и яростно. Кричать и требовать, чтобы далекий неведомый некто все отменил и исправил, чтобы сделал нормально, привычно, как было, а потом положил на плечи огромную теплую ладно. Все хорошо, Тео. Теперь все будет отлично.
Вот только отлично не будет. Неважно, какой вариант правильный — первый или второй. В любом случае Тео должна молчать — если не хочет закончить дни в местной дурке. А может, и что-нибудь похуже. Кузен Герберт улыбался старательно-сочувствующей улыбкой и задавал вопросы о прошлом. Много вопросов. Ты помнишь, как мы играли в саду у тети Эвы и вытоптали всю клумбу? А этот твой поклонник, с дурацкими бакенбардами… напомни, как его звали? Бабушка подарила тебе на Йоль такой замечательный подарок. А кстати, там были только перчатки или еще и гребень?