— Все-таки не девственница.
— Что?
— Эта девочка уже с кем-то повеселилась. Я не девственница.
— А. Понял, — сухо сглотнул Том. Глаза у него были стеклянные и бессмысленные, как у китайской игрушки. — Ты не девственница. И что?
— И ничего. Можно не осторожничать, — приподнявшись, Тео снова опустилась на член, крутнула бедрами, прислушиваясь к темному, сладкому давлению внутри. — О-о-ох… Теперь можешь двигаться.
Она задала темп, и Том, несколько секунд помешкав, легко его подхватил. От каждого толчка у Тео вспыхивали искры перед глазами, а внутри, внизу живота, разгоралось голодное пламя. Опьяненная ритмичным движением, Тео вскидывала бедра все быстрее, влажные шлепки соприкасающихся тел звучали все чаще, все громче… И огонь внутри Теодоры взорвался, затопив на мгновение комнату белым светом. Вскрикнув, она осела, захлебываясь вязким, как кисель воздухом.
Прикусив от напряжения губу, Том замер, пристально вглядывался ей в лицо.
— Тео… — он медленно провел пальцами по щеке, скользнул за ухо, перебирая волосы. — Пречистый огонь, Теодора…
— Ну же, давай, — качнулась вперед-назад Тео. — Томми, давай.
Второй раз просить не пришлось. Коротко рыкнув, Том обхватил Тео за талию, вбиваясь в нее короткими жадными толчками, наращивая и наращивая скорость. Склонившись, Тео впилась в его губы жадным поцелуем, скользнув языком в горячий мягкий рот. Последняя струна лопнула, и Том, глухо вскрикнув, содрогнулся в оргазме.
Сидя на нем верхом, Тео наблюдала, как Том медленно, осоловело моргает, облизывая припухшие губы. Когда выражение лица хотя бы немного приблизилось к осмысленному, она потянула Тома за волосы.
— И как тебе первый урок?
— Я в школе хреново учился. С первого раза не понимаю. Надо повторить.
Засыпать рядом с Томом было странно. Чужое горячее тело ощущалось инородным объектом, Тео не могла понять, как ей повернуться и куда положить ногу… А потом Том обнял ее, прижал к себе, тяжело и жарко выдохнул в затылок. И все стало правильно. Тяжелая рука на груди, ощущение горячего обнаженного тела, прижимающегося сзади — Том закрыл собой Теодору, живой стеной отгородил ее от ночных теней и шорохов. Впервые Тео не вслушивалась в тихие, шелестящие звуки за окном, впервые не пыталась представить, какие существа отбрасывают на залитый серебряным светом пол длинные странные тени. Вслушиваясь в мерное, медленное дыхание Тома, она легко соскользнула в сон — а когда проснулась, Тома рядом не было.
Беззвучно охнув, Тео подпрыгнула в кровати. На мгновение показалось, что вчерашняя поездка в Лимож была сном — как и все, что за ней последовало. Но на стуле висела старая, расползающаяся по швам одежда Тома, под столом стояли разбитые ботинки. Ну и потом — с чего бы Теодоре засыпать в чужой кровати? Единственная уважительная причина — в этой кровати она была не одна.
Нашарив ногами домашние туфли, Тео набросила нижнюю рубашку и вышла из комнаты. В коридоре отчетливо тянуло кофе, кипящим маслом и гарью.
— Том? Все в порядке? Том!
— Да, госпожа! Все отлично! Отдыхайте! — отозвался откуда-то снизу подозрительно жизнерадостный голос. Торопливо сбежав по лестнице, Теодора устремилась к источнику запаха.
— Что тут происходит?!
В кухне висела белесая завеса дыма. Ветерок из раскрытых окон колыхал ее, закручивая игривыми спиралями. Стоящий у раковины Том яростно натирал тряпкой закопченную сковородку.
— Том?
— Все в порядке! — развернулся Том. По голой руке у него стекала мыльная пена. — Просто немного передержал гренки.
— Немного? — Тео заглянула в мусорное ведро. Там возвышалась скромная горка угольков.
— Ну… много, — виновато улыбнулся нарушитель пожарной безопасности. — Я на секунду буквально отвернулся, а они — вон как.
— И с чего это ты вдруг начал готовить гренки?
— Я… ну… завтрак хотел вам сделать. Тебе. Вам.
— Тебе, — поставила точку в иерархических метаниях Тео. — Спасибо. Очень мило с твоей стороны, — потянув Тома за выгоревший вихор, Тео звонко чмокнула его в губы. — Хрен с ними, с гренками. Кофе-то не сгорел?
— Нет, кофе в порядке, — бросив кастрюлю в мойку, Том деловито зазвенел посудой. — Кофе сейчас налью. У меня и гренки остались, первая порция, только они уже остыли.
— Неважно. Давай остывшие. Я умираю с голоду.
Виновато дернув плечом, Том выставил на стол тарелку с гренками. Безбожно пересушенные, подгоревшие по краям, они были ужасны — но если намазать сверху грибной паштет и положить кусочек козьего сыра, то получалось вполне съедобно.