Тут Теодора Дюваль ничего не может. Ничего не умеет. Тут она никто, полное и абсолютное ничтожество, неспособное повлиять даже на выбор блюд к ужину.
Тео нашла тетради и учебники прежней госпожи Дюваль. Девушка действительно училась магии, и, вроде бы, неплохо училась. Желтоватые разлинованные листы были исписаны заметками и формулами, под которыми красовалось гордое «Молодец!», «Отличная работа, Теодора, вы провели блестящее исследование». Вероятно, она разбиралась в этом деле. Возможно, стала бы востребованным специалистом, как тот же доктор Робер. Вот только Теодора Дюваль номер один ничего этого не знает. У нее осталась только память тела, смутная, как шепот из кладовой.
И если Теодора хочет добиться хотя бы чего-нибудь, нужно снова начинать с нуля. Изучать азы, искать возможности и двигаться вверх шаг за шагом, взбираться на гору, сдирая пальцы в мясо.
Нет.
Только не это.
Слишком много в жизни Тео было гор. Слишком долгим и мучительным был ее путь к успеху.
Тео не хотела повторять маршрут. Просто не могла. У нее не осталось сил.
Я не в ресурсе. Не в активности. Не в потоке. Я в жопе, мама.
Хотя какая, к дьяволу, мама? Маме всегда было насрать.
Тео медленно открыла глаза. Через пыльный балдахин просвечивали лучи утреннего солнца, окрашивая кружево в розовое золото.
Можешь, не можешь… Какая, нахер, разница.
Надо.
Тяжело поднявшись с кровати, она нашарила ногами домашние войлочные туфли. В этом время кузен Герберт совершал моцион — гулял по саду, проверял выполненные накануне работы, раздавал новые задания поварихе, служанке и затюканному сверх всякой меры контрактному.
Завершив свой крестовый поход на бездельников, Герберт отправлялся на застекленную террасу и завтракал — вдумчиво и неторопливо. Так что минимум час у Теодоры есть.
Бесшумно выскользнув из комнаты, она прошла по коридору, свернула направо и остановилась перед высокой белой дверью. Герберт свою спальню запирал, Тео выясняла, но в чулане, на дальней полочке, хранились запасные ключи. Это Тео тоже выяснила — когда «потеряла» свой.
Воровато оглядевшись, она сунула ключ в замок и повернула. Звонко щелкнул язычок. На секунду Теодора застыла, напуганная звуком — казалось, что на него сбежится весь дом. Но коридор был пуст, гневный голос Герберта доносился откуда-то из заднего двора, и Тео, приоткрыв дверь, скользнула внутрь. Шторы в комнате была задернуты, и мебель тонула в серой дремотной полутьме. Осторожно ступая, Тео подошла к секретеру.
Какие-то тетради — судя по всему, студенческие. То ли физика, то ли математика… А может, и магия, черт ее знает. Тео пыталась читать учебники бывшей владелицы тела, но особого успеха не достигла.
Блокноты. Взять в поездку гетры и шерстяной плащ, поговорить с Леонардом, зайти в клуб. Сделать в четверг, в среду, во вторник…
Снова тетради. На этот раз одинаковые — толстые, темно-синие, на медных потускневших пружинах. Тео открыла верхнюю.
02 апреля.
Не знаю, на что я надеялась. Возможно, на здравый смысл — должны же у этой карги наличествовать хотя бы остатки здравого смысла. Сестрица и раньше была туповата, но сейчас она как минимум неадекватна. А как максимум — это вообще не она. Но старой перечнице на все плевать. Ах, моя дорогая девочка! Теодора то, Теодора это, к Теодоре вернулся аппетит, Теодора читает… Теодора так похожа на своего отца.
И неважно, что Теодора глупа как пробка. Неважно, что в голове у нее только кавалеры и танцы. Ветхая кошелка все равно спит и видит, как завещает ей все состояние. Вот ради этого я работал? Ради этого ночами просиживал над счетами, искал способы сэкономить, вкладывал наш убогих доход в предприятия, сулящие достойную прибыль? Тот факт, что мы до сих пор по ветру не пошли, — это моя заслуга. Только моя. Но наследницей станет Теодора. Потому что она похожа на своего отца.
Говорить такое грех, об это даже думать непозволительно… Но я жалею, что она очнулась. Если бы эта тупица умерла, не приходя в сознание, всем стало бы лучше. Вот так я злодей — и самое забавное то, что я этого не стыжусь.
27 марта.
Доктор Робер ответил мне на письмо, и я доверяю его компетентному мнению. Но подозрения все равно остаются. Нужно найти способ их проверить.
Мэри не видит ничего странного. Кузина ведет себя так же, как обычно — с поправкой на опустевшую черепушку. Она не путается в бытовых вещах, не разговаривает на чужом языке и не пьет кровь младенцев. Мэри уверена, что это все еще наша Тео. Даже в подъюбник она залезает своим прежним дурацким способом — не надевает его через голову, а натягивает через ноги, как мужчина — брюки. И гребень закалывает, как-то по-особому заворачивая косу. Я понятия не имею, как именно, но Мэри в таких вопросах разбирается.