На кладбище было пусто, хотя обычно утром в будний день здесь всегда кто-то поминает близких. Гречкин об этом не знал, потому что на кладбищах ему быть не доводилось. Отца он ни разу не видел, а бабушку и деда кремировали. Отсутствие живых людей вокруг Юре казалось естественным для этого места. Гречкина Мария Сергеевна покоилась на Красногорском кладбище. Юре сообщили о смерти матери, когда он был на карантине после прилета. Стоя напротив памятника, Гречкин ничего не чувствовал. С матерью у них отношения были натянутые, но она любила его всем сердцем.
– Я хотел попрощаться, – шепотом произнес Юра, – я знаю, что мы не очень ладили…
У Гречкина подступил ком к горлу. Он вдруг осознал, что больше никогда не увидит ее.
– Прости меня за все, – сказал он, – я был не очень заботливым сыном. Я не…
Юра покосился, когда почувствовал на себе чей-то взгляд: мужчина лет тридцати, одетый в обноски, напоминавший бездомного, стоял через несколько могильных оградок от Юры. Когда Гречкин повернул на него голову, тот резко отвернулся.
«Откуда он взялся? – подумал Юра. – Только что же никого не было. Из могилы вылез?»
Юра снова сосредоточился на образе матери.
– Мне сегодня приснился сон, что я снова ребенок, – говорил он ей, – я сижу в гостиной, еще на «Филевском парке» когда жили, в этой комнате нашей с дурацкой зеленой мебелью. Ну денег тогда не было, эх (усмехнулся), н-да… играю в приставку, и ты заносишь мне торт со свечками. Я загадываю желание – хочу быть космонавтом – и дую на свечи, а они не задуваются. Я дую изо всех сил… ты стоишь и улыбаешься. Я дую снова, и в этот раз ты помогаешь мне. Вместе мы их задуваем… вот… такой вот сон. Н-да… Не знаю, к чему он. Видимо, ты во многом помогла мне в жизни. Особенно в юности, когда можно было ступить не туда… Спасибо. Я… наверное, поеду. Прости еще раз… и прощай…
Гречкин периферическим зрением увидел движение слева от себя. Для Юры все произошло будто в замедленном воспроизведении: вот человек в обносках вынимает откуда-то из-под кофты пистолет, и вот в этот же момент Юра прыгает через оградку и укрывается за соседним памятником, буквально тут же раздаются выстрелы, и куски мрамора сыплются на Гречкина. Юра оглянулся – сзади стояла часовня, метрах в десяти. На доли секунды Гречкин высунулся. Увидев, что стрелок в этот момент перешагивает через метровую оградку, Юра рванул за часовню. За спиной снова раздались выстрелы, но Гречкин успел повернуть за здание. Не мешкая, он побежал по дорожке, ведущей между могил, правда не туда, откуда он пришел. Машина его была припаркована в противоположном направлении. Гречкин бежал, не оглядываясь. Сзади раздались еще два выстрела. Юра резко свернул за кустарник и лег. Перевернувшись на спину, он окинул взглядом местность. Дорога, по которой он бежал, уходила в лесополосу, через которую просматривалось пустое шоссе, а правее была тропинка, ведущая вдоль этой лесополосы. Гречкин бросился через кусты параллельно дорожке к шоссе. Стрелок не отставал. Когда Гречкин, миновав лесополосу, перепрыгнул через кювет и оказался на дороге, возле него просвистела пуля, и следом тут же раздался звук выстрела. Юра рванул через дорогу и лег в противоположный кювет. За дорогой сразу начиналось поле, бежать туда не имело смысла, там он окажется как на ладони. Мозги Гречкина работали на все двести процентов. Ползти по кювету? Зачем? Медленно будет. Рвануть обратно в лесополосу? Не успею, он уже должен быть там. Внезапно возле Юры остановилась машина. Злой и напуганный Гречкин поднял голову. Дверь грязной белой «Нивы» раскрылась перед ним. Юра увидел какого-то с виду придурковатого паренька, сидящего за рулем.
– Залезайте! – крикнул парень.
– Ты еще кто такой, мать твою?! – крикнул в ответ Гречкин.
– Я Саша Васечкин! Залезайте в машину, если хотите жить! – Васечкин сам удивился тому, насколько эпично у него прозвучала эта фраза.