Антон с трудом понимал ее. Все его мысли были где-то далеко. Они погружались на морские глубины. Поиски пропавшего самолета продолжались.
Евгения Звягинцева не покидала его воображение. Он будто бы знал ее, и чем больше думал о ней, тем больше находил знакомого в ее силуэте, в ее улыбке, в ее голосе. Будто он знал какую-то тайну, о которой ему суждено было забыть.
Ну а за окном властвовала ночь. Влажная, туманная ночь. Город будто испарился, и весь свет, вся грязь и вся красота улиц его превратились в легкую взвесь. Пахло свежестью, как это бывает после грозы. Где-то вдалеке все еще гремели раскаты грома, эхом пролетавшие над крышами домов. Спокойная ночь.
– Если бы я сказала тебе, что люблю тебя, ты бы поверил мне?
– Ты ведь даже не знаешь меня.
– Но разве нельзя любить человека просто так? За один-единственный взгляд, брошенный случайно сквозь толпу незнакомых людей. За один-единственный вздох, томный, пронзительный. Неужели всему нужны причины? Наверное, я просто слишком романтизирую этот проклятый мир.
– Ты ищешь прекрасное в нагромождении бесформенного хлама.
– Я всегда любила копаться во всяком старье. Чуть позже я стала копаться в людях. Я выражаюсь образно, разумеется. А то еще подумаешь, что я сумасшедшая.
– Мы все по-своему сумасшедшие.
Евгения Звягинцева. Что же могла она скрывать такого? Приличная девушка из приличной семьи. Любимый муж, хорошая работа. Могла ли она стать монстром, бездушным, способным отнять жизнь у другого человека? Ни в чем нельзя быть уверенным.
Почему Антон знал, как она выглядит? Вероятно, видел ее фотографии в газете, или в рамке среди семейных фото в доме ее матери. Но почему тогда он знал, что у нее еле заметная родинка чуть выше левой ноздри, похожая на пирсинг? Смог бы он разглядеть такую мелочь на черно-белой фотографии, напечатанной в газете?
Мысли Антона начинали путаться. Он не чувствовал давящего ощущения сонливости, но думал так медленно, что, казалось, вот-вот упадет в обморок с широко открытыми глазами. Безумие, – говорил он себе. Произносил по слогам. Бе-зу-ми-е.
Она скинула ему ссылку. Моргнув несколько раз подряд, Антон внимательно всмотрелся в экран ноутбука. Кликнул мышкой по ссылке. В браузере открылась страничка одной из городских газет. «Экстрасенс рассказал о странном видении…».
Владлен Ионов стоял посреди комнаты. Его глаза были закрыты, тело напряжено. Чуть проступали вены на шее. Сухой и долговязый, в вязаной шапочке, укрывающей коротко стриженые волосы и лоб, в кожаной куртке и джинсах, он был похож на прожигающего жизнь всеми возможными способами рокера.
– Я слышу…
Его голос хрипел так, будто его шею сдавливала невидимая рука. Он слегка затрясся, но вскоре быстро пришел в себя. Стал часто дышать. Невидимая рука ослабила хватку.
Люди, наблюдавшие за его странными телодвижениями уже около получаса, были не то в шоковом, не то во взбешенном состоянии. Немолодая пара и их дети. Взгляды двух операторов, что держали в руках массивные видеокамеры. Молчание звукорежиссера.
– Она говорит, что любит вас…
И снова хрип, от которого у большинства присутствовавших в комнате прошелся холодок по телу. Наступила полная тишина. Снова хрип.
– Она говорит, что не хотела уходить…
Слезы текли по щекам женщины. То была мать убитой при загадочных обстоятельствах шестнадцатилетней девушки по имени Виктория. Съемки нового сезона программы «Экстрасенсы», которую уже несколько лет крутили по одному из центральных телеканалов страны. Для Владлена Ионова то был самый настоящий час славы.
– Ей жаль, что она наговорила глупостей. В ночь перед тем, как это случилось.
Не все слова его были разборчивы. Хрип никуда не исчез. Наоборот, усилился. Будто бы дрогнули стены комнаты, в которой все происходило. Цветастые обои. Паркет. Минимум мебели. Самая обычная квартира в спальном районе города.
– Она просит прощения у мамы… она скучает, но просит… нет, она умоляет сказать, что ей уже хорошо… вы должны отпустить ее… не держите ее… ей уже хорошо…
Говоря это, Владлен чуть покачивался взад-вперед, будто бы собираясь упасть навзничь. Этого не произошло. Он продолжал стоять на ногах. Открыл глаза. Камеры нацелились на его лицо.
Цвет его глаз. Ярко-голубой. Небесный. Будто бы выгоревший на солнце. Узкие зрачки.
– Лена… Лена? – он будто бы спрашивал самого себя, уставившись взглядом на стену. – И тот парень… не знаю его имени… она говорит, что он хороший, и ты должна его простить…