Алина достала из кармана сумки фотографию. Счастливый момент детства. Она, Вика, мама, папа. Ей хотелось написать так много своей сестре. Но она ограничилась парочкой фраз, аккуратно оставленных на оборотной стороне фотографии.
– Можно попросить вас об одной услуге? – спросила Алина водителя.
– Да без проблем.
Она протянула ему фотографию.
– Передайте это моей сестре. Она живет в городе. Адрес напишу.
Паша улыбнулся. Он кинул взгляд на фотографию, на чужую прекрасную память, и кивнул. Конечно, он все это прекрасно понимал.
– Сочту за честь, дорогая.
На душе у Алины стало чуточку теплее. Ей вдруг показалось, что она случайным движением разрушила твердую стену, одну из тех, что обступали ее с четырех сторон. Теперь она, по крайней мере, имела хоть какую-то связь с реальностью.
Вскоре поезд увез ее вглубь тайги. Мерно покачивался вагон, стучали колеса. Она снова была в пути. Боль понемногу растворялась в движении ее жизни, но она все еще ощущала ее как на своем теле, кожей, так и под кожей, там, где, как многие считают, хранится душа. Хотя, пожалуй, нельзя сказать, что душа хранится. Она горит, она пылает, она затухает. Она, как и сам человек, живет жизнью. Умирает.
Душа Алины была жива. Потому на ее лице все еще хранилась улыбка. Призрачная, легкая улыбка женщины, которой суждено было найти и потерять.
***
Евгения открыла глаза. Она увидела свет дневного солнца, и красивый потолок спальни. Чуть повернув голову в сторону, она могла увидеть окно, что растянулось от пола до потолка. Открывался замечательный вид на южный город. Но она не видела Александра.
Вместо него на постели остался лишь едва уловимый запах мужского тела и смятая подушка. Легкое одеяло было откинуто в сторону так, будто человек, что лежал под ним, проснулся в смятении, с твердым желанием поскорее вырваться из того состояния, которое окутало его. Так он и сделал.
Евгения, протерев глаза, поднялась с постели. Она была абсолютно голой, вечно красивой, вечно молодой. Тот возраст, в котором ее настигла смерть, был, пожалуй, самым идеальным для вечной жизни. Слишком молодая, чтобы казаться старой. Слишком взрослая, чтобы быть глупой и наивной. Но могла ли она предугадать, что все то прекрасное, что она могла дать своему мужчине; все то, что являлось лишь ненужной ширмой, за которой скрывалась истина, больно бьющая по лицу, окажется неоцененным?
– Саша…
Она окликнула его. В ответ ничего. В то мгновение ей стало холодно так, будто за окном раскинулся не южный город, но одинокие северные просторы. Она поежилась. Позвала мужа снова. Он не отвечал.
Абсолютно голая, она вышла в коридор. За другими дверями, что рядами с широким шагом раскинулись на приличное расстояние, жили другие люди. У них были свои проблемы, они спешили по своим делам. Она знала это, хоть и понимала, что эта жизнь не настоящая.
– Саша… где ты?
Почему она никогда не думала о том, что он просто может уйти? Была слишком влюблена? Думала, что все находится под ее контролем? Думала, что он смирится с этой новой «жизнью»? Как бы там ни было, она решила за него тогда, когда решение должны были принимать они вдвоем.
Но почему? – спрашивала она саму себя. Ну почему же он не оценил моих стараний? Я же так хотела, чтобы мы были счастливы! Я купила нам два билета в рай, на тот чертов рейс, а он будто бы швырнул мне их в лицо! Неблагодарный.
Внутри Евгении закипала ярость. На лифте она спустилась на нижний этаж. Прошла через холл к выходу из здания. Вслед ей удивленно смотрели люди-призраки. Они что-то говорили, но она не хотела вникать в суть. Она искала своего мужа, которого потеряла по ту сторону жизни. Где-то там.
Путаясь в совершенно иных материях, Антон ехал к Владлену Ионову. В большом городе снова шел дождь. Легкий туман с самых ранних часов нового дня окутал высотные здания делового центра, скрыв от взора тысяч глаз тихие городские пригороды, будто сравняв их с землей. Пустые улицы. Выходной день. Час, когда никто никуда не спешит.
Владлен Ионов сказал, что знает людей, которые могут быть связаны с Евгенией Звягинцевой. Людей, которые, благодаря своим практикам, стараются заглянуть в будущее. Он не стал отрицать, что это у них получается. Но и подтверждать не стал.
– Это все не касается меня, Антон, – так он сказал по телефону.
В тот момент в Антона вселилась какая-то абсолютная уверенность в том, что он доведет это путаное дело до конца. И снова он готов был уподобиться сломленному однажды детективу, а город представить зарисовкой из старомодного комикса. Он доведет это дело до конца, какая бы правда ни открылась ему в самом конце. Увы, он прекрасно понимал, что истории в стиле «нуар» не заканчиваются на мажорной ноте.