На фото она выглядела замечательно. Антон усмехнулся, разглядев свое глупое выражение лица. Красавица и чудовище, ей богу! – подметил он про себя.
И оторопел. Только спустя какое-то время к нему пришло осознание невероятной лжи, в которую он поверил с должной охотой и детской наивностью.
С трудом достав из кошелька наличные и засунув их в книжечку, Антон встал из-за стола и попятился к выходу. Лицо его было бледным, под глазами мгновенно проявились страшного вида синяки. Он мог потерять сознание в любую секунду. В правой руке он держал фотографию, на которую больше не мог смотреть. Еще один взгляд, думал он, и все закончится. Наступит смерть. В мысленном плане.
Он все еще оставлял в своей голове место для оправданий. Теория заговора обволакивала его, притупляла чувства. Ему казалось, что все можно объяснить, что он не ошибается. Ошибается мир. Ошибается тот, кто написал безумный сюжет его жизни. Но только не он сам.
Бежать. Вперед. Без оглядки. Но какой в этом смысл? В конце концов, от себя далеко не убежишь. Потому Антон остановился посреди улицы. Его персональное небо заволокло тучами. Слышались близкие раскаты грома. Вспышками освещалась темная земля. Или это его глаза не выдерживали напряжения? Ему становилось трудно дышать. Так бывает.
Такое случилось с Алиной, когда она узнала о болезни матери, стоя посреди кишащей людьми площади. В его мыслях уже была такая ситуация, только вот искривленное зеркало сознания сыграло свою роль. Он уже мало что понимал.
Меньше всего он понимал, как все могло сложиться так правильно. С какой же скрупулезностью «писатель» подводил точки абсурда к абсолюту, где этот самый абсурд уже выглядел как вполне естественная реакция! С какой грациозностью он одурачил всех! В первую очередь, главного героя! Его самого.
Домой он вернулся в первом часу ночи, совершенно разбитый. Весь остаток дня, растворившийся за линией горизонта, он провел в бесцельном блуждании по городу. Его пробивала легкая дрожь, глаза раскраснелись. Мысли о Евгении не покидали его ни на секунду. Этими мыслями было пропитано пространство.
Он не мог выдерживать более ни секунды этого хаоса, этого одиночества, что оказалось таким неожиданным. Ноги сами вели его к рабочему столу, сидя за которым, жадно ударяя пальцами по клавишам, Антон мог снова забыться. Ему нужна была Алина. Она была его спасением от внезапного осознания жгучей, как удар хлыста, реальности.
Где же она? Как она? Хорошо ли ей теперь? Этими вопросами задавался он, глядя в черный прямоугольник экрана, пока операционная система загружалась. Настя спала в комнате, но Антон не хотел видеть ее. Только не сейчас, когда все настолько плохо, – повторял он про себя. Ему казалось, что в этот раз она не сможет ему помочь.
Она лежала в постели, уже нагретой, чуть смятой. Сама мысль о том, что это место, во многих ситуациях ассоциирующееся у людей с домашним уютом и теплом семейного очага, стало для нее своего рода рабочим местом, сбивала ее с толку. Она могла проклинать себя за то, что выбрала подобную методику, но обратного пути уже не было. Не было его с тех самых пор, как в деле появилось больше вопросов, нежели ответов.
Ей хотелось спать. Пальцы лениво стучали по экрану смартфона, набирая новые и новые сообщения, рожденные в подернутом пеленой сонливости разуме. Но даже несмотря на то, что ее глаза были красны, а зевки повторялись с завидной частотой, она все еще могла работать. Ее самый главный пациент, ее все еще любимый человек ждал помощи, жадно просил о ней, сам того не ведая.
Он сидел в соседней комнате за рабочим столом. Взгляд его был направлен на экран ноутбука. Он переписывался с незнакомкой. Кем она для него была? Вдумчивой, немного безрассудной читательницей, не лишенной таланта писать письма? Надеждой на простое человеческое понимание? Призраком в сети? Как бы там ни было, он не догадывался, что переписывался с собственной женой.
Это поначалу она испытывала страшной силы дискомфорт. Тогда, когда впервые предстала перед ним в таком специфическом образе. Он не видел ее, она не видела его. Настя не всегда понимала, что ведет переписку с собственным мужем. В тех письмах он казался ей совершенно другим человек. Даже читая его записи, его неоконченные работы, служившие для нее своего рода записями в медицинской карточке пациента, она не замечала столько разницы между тем, кем он был, и тем, кем он стал. Ей, специалисту с достаточным опытом, сложно было побороть в себе простые человеческие эмоции. Временами она просто боялась того, что происходит.