Фильм оказался весьма неплохим. Антон, по правде, не особо сильно вникал в суть. Алина занимала его мысли, будто вирус, поразивший операционную систему компьютера, забирающий всю мощь и все ресурсы. Он буквально видел ее в объятьях другого мужчины, сидящую двумя рядами ниже, и мириться с этим он никак не мог. В положении любовника он не мог рассчитывать на что-то большее, чем слепая вера, но того ему было недостаточно.
Он отчетливо помнил вкус ее губ, чуть сладких (дело в губной помаде, разумеется), нежных. Он помнил ощущение, когда ее язык касался его верхних зубов. Помнил прикосновения ее рук, то возбуждение, что испытывал от одного лишь вида своей любовницы. Прекрасные потоки похоти вливались в его кровь, когда он обнажал ее, аккуратно касаясь губами ее шеи, опускаясь все ниже и ниже. Ему нравилась форма ее груди, чуть вздернутой, будто стремящейся вверх. Он скучал по той легкости, которая, подобно ореолу, окружала Алину. Незаметная, неосязаемая, понятная лишь ему одному легкость души.
Фильм продолжался, а мысли его были уже на пути в другой город. Он хотел сорваться с места, бросить все и вся на произвол(хотя, по большому счету, ничто не держало его в большом городе), сесть в машину и умчаться прочь. Словно улететь на Луну. Лишь бы знать, что она все еще ждет встречи. Ищет встречи. О, как сильно мог разочароваться Антон, поддайся он трепещущему чувству.
Телефонный звонок застал его врасплох. Он как раз собирался вылить из себя золотистого цвета жидкость в писсуар туалета, расположенного в здании кинотеатра. Но, не успев начать, отвлекся на звонок.
Порывшись в кармане куртки, он достал телефон и, взглянув на экран, ответил. Незнакомый номер.
– Алло…
Он услышал знакомый голос. Чуть мешал шум чужой струи, звенящий из кабинки напротив. Да и запах в туалете был не самый приятный.
– Антон? Здравствуйте! Это Федор Павлович…
– Добрый день.
Антон был слегка удивлен звонку от психолога. Первая и, как казалось, последняя беседа с ним не сулила никакими интересными фактами из жизни (и, возможно, смерти) Евгении Звягинцевой. Так, по крайней мере, казалось Антону.
– Чем обязан? – спросил он.
– Удобно ли вам сейчас разговаривать?
– Ну… да.
– Я хочу вам кое о чем рассказать. Касательно Евгении Звягинцевой.
Ей казалось, что она может превращать воду в вино. Конечно, это ощущение было столь же иллюзорным, сколь бывает иллюзорным ощущение подконтрольности жизни. Будто все, что происходит вокруг, есть не что иное, как отражение внутренней действительности человека, проходящее через призму людского восприятия.
По большому счету, Евгения могла менять окружающую ее действительность. Она, как сама выражалась, купила этот дар великой ценой. Так она могла отменить вылет их с Александром борта на неопределенный срок. Могла заставить самолет просто-напросто исчезнуть. Могла променять номер отеля, в котором они провели несколько дней, на роскошные апартаменты на самой вершине небоскреба. Ближе к небесам. Она могла многое. Но только не превращать воду в вино.
Вино она купила в магазине. Расплатилась карточкой. Чуть позже она с беззаботной улыбкой шла по улице с пакетом в руке, попутно оглядывая улицы незнакомого ей города. Она не боялась потеряться среди местной красоты. Теряться в собственных мечтах ей было не впервой.
– Неужели все это нереально? – стоя у панорамного окна апартаментов с бокалом вина в руке, задавался вопросом Александр. Чудный вид. Небоскребы. Пустыня. Женя была позади него. Она лежала на диване. Был включен телевизор гигантских размеров, украшающий стену напротив. Было чуть прохладно, так, что создавалось приятное ощущение.
– Все это реальнее, чем то, что было раньше, Саша, – ответила она.
– Но ты ведь даже не сказала мне. Не спросила у меня. Кто мы теперь? Призраки? Чьи-то воспоминания?
– Мы те, кем были раньше, – улыбнулась Женя. Она встала с дивана и подошла к мужу сзади. Обхватила руками его торс, прижалась крепко.
– Не знаю… я… просто не могу понять, как это возможно. Все это совершенно иначе рисовалось в моем воображении. А теперь… я как будто в лотерею выиграл! Твою мать… лотерея.
– Вот именно! Считай, что так и случилось. Лотерея судьбы. Нам выпал шанс жить лучшей жизнью. Как мы и хотели.
– Но я хотел оставаться в реальном мире.
– Чем хуже этот мир? Чем хуже та красота, которая окружает нас теперь?
Она смотрела в его глаза, будто бы ожидая услышать тяжелый ответ. Он лишь качнул головой. Взял ее за локти. Он многое хотел ей сказать, но не решался рушить все то, что она строила, как ему казалось, из любви к нему.
Любовь слепа. Она может отобрать жизнь. Дать взамен иллюзию жизни.
***
– Однажды мне показалось, что она связалась не с теми людьми. Какими-то фанатиками. Я не буду вдаваться в детали тех разговоров, которые мы с ней вели. В конце концов, я вообще не должен об этом говорить.
Федор Павлович достал из кармана портсигар, выполненный на старомодный манер, взял папиросу и закурил. Антон смотрел вперед, на небольшой пруд, что раскинулся посреди парка.
Они сидели на лавочке под ветвистым тополем, вдалеке от пешеходных дорожек и людских ушей. Было тепло, даже, можно сказать, жарко. Прогретая солнцем земля была покрыта молодой травой ярко-зеленого цвета. Неподалеку раздавался радостный детский крик.
– Фанатиками?
– Да. По всей видимости, что-то связанное с ясновидением, загробными мирами и прочими вещами, которые чаще вызывают у людей ужас, нежели притягивают их внимание. Мне было удивительно наблюдать за тем, как ее стремление проникнуть в суть тех вопросов, на которые, казалось бы, не нужно искать ответы, возрастала с каждой неделей, – Федор Павлович помедлил. – Но я и подумать не мог, что все зайдет слишком далеко.
Антон качнул головой.
– А вы замечали что-нибудь подобное? Ведь вы были близки.
– Да, – ответил Антон, не раздумывая. – Были такие мысли.
– Мне следовало сказать об этом раньше, но я все никак не решался. И ее матери тоже.
– Не думаю, что стоит говорить еще кому-то об этом. В конце концов, мы не можем быть уверены, что исчезновение самолета и ее «увлечения» могут быть как-то связаны. С другой стороны, нельзя оставлять это без внимания. Скажите, у вас есть какие-либо зацепки? Мысли?
Федор Павлович задумался. Он держал тлеющую папиросу между пальцев. Легкий ветерок съедал ее беспощадно.
– Нет, наверное, – качнул головой психолог. – Когда она говорила мне о том, что стала заглядывать в будущее краем глаза, я думал, что это лишь метафора. Я и сейчас так думаю, честно говоря. Но могла ли она предвидеть тот факт, что этот самолет пропадет? И если даже могла, то почему не попыталась это предотвратить?
Антон нахмурился. Уж очень странно было слышать подобное от психолога. Казалось, что вместе с его верой уходила вся та вера в объективные вещи, объяснимые и понятные разуму, которая не дает человеку впасть в состояние исступления. Насколько легко понять стремление человека к исчезновению, к смерти? Вероятно, мы ничего не знаем об этом. Вероятно, все, что мы знаем – это лишь фикция.
– Знаете, Антон, в своей практике я имел дело с людьми, которые были одержимы планированием до такой степени, что запирали себя в четырех стенах. Добивались такого состояния, когда уже ничто и никто не нарушал их планы. Просто сидели молча, упираясь взглядом в стену напротив. Целью их становился тотальный контроль над ситуацией. Мне думается теперь, что вся наша жизнь – это бесконтрольное падение с высоты. Только потоки ветра могут воздействовать на нас. И как бы мы не пытались исправить ситуацию, движение всегда направлено в одну сторону.