Эхом неслись до сознания Алины эти слова. Услышать, ощутить их она смогла лишь тогда, когда уже смотрела вслед уходящему Алексею. Она хотела было ответить ему, но не смогла выдавить из себя воздух, дабы воспроизвести звук. Она застыла во времени.
– Надеюсь, ты сумела удержать свой похотливый язычок за зубами?
Алина слышала этот вопрос. Он был направлен прямо ей в лицо. Будто плеснули холодной водой. Она задержала дыхание. Прошлое вернулось за ней.
– Ты ведь молчала?
Она молчала. Дрожала. Готова была сорваться в истерику. Удержалась.
– Ты ведь молчала?
Она не могла открыть рот. Даже тогда, когда он грубо поцеловал ее в губы. Почти укусил. Он был жесток. Как животное, вольное от природы, но однажды пойманное и удерживаемое долгое время в клетке. Вырвавшееся на волю. Это животное готово было впиться своими острыми клыками в тело Алины. Любовник. Изменник. Мерзавец.
Она открыла глаза. Сон далеко не сразу отпустил ее сознание. Она все еще оглядывалась по сторонам, находясь в номере гостиницы. Пыталась найти в обступившей ее со всех сторон темноте те глаза, которых она так боялась. Которые завладели ею однажды, не оставив шанса на нормальную семейную жизнь. Она знала, что эти глаза уже наблюдают за ней.
***
Страшную весть она узнала от сестры. Раздался телефонный звонок. Время будто бы свернулось в спираль. Алина испытала то же самое чувство, что и тогда, на площади, когда услышала голос Вики в первый раз за долгие годы. Опустошенность. Будто эмоции выжали из нее, как выжимают воду из мокрой одежды. Будто отгремели дожди, и осталось лишь пасмурное небо, тяжелое, свинцовое.
– Она умерла…
Это случилось ранним утром. Быть может, в тот самый момент, когда Алина вырвалась из власти ночного кошмара. Неразрывная связь между матерью и ребенком работает и в обратном направлении. Просто порой чувствительность души уменьшается под силой действия жизненных факторов. Душа Алины переживала пик чувствительности, и даже таблетки, что прописал ей лечащий врач, не могли спасти ее от колющей боли, что пробралась под кожу, ближе к сердцу.
– Приезжай.
Она вызвала такси. Дрожащие пальцы били по экрану смартфона, набирая номер. Ей хотелось звонить на все номера этого жесткого мира, кричать в трубку, требуя справедливости, которой, как считала Алина, лишился он в момент страшной потери.
Гремящий подвеской седан довез ее до больничного комплекса. Когда скрипнули тормоза, и автомобиль остановился, Алина вдруг отчетливо ощутила, что не хочет покидать салон. Нет, она не хотела сталкиваться с реальностью. Она так и хотела оставаться в том моменте, когда слова до сих пор не подтвердились увиденным, когда все еще, казалось бы, могло стать лучше. Так она часто оставляла часть своей души в моментах, которые, по ее мнению, были куда комфортнее будущего. Неизбежного. Непреодолимого.
Снова внимание ее привлекла решетка на окне. Одна-единственная решетка, никому не нужная в этом царстве приглушенного света, разлитого по коридору. Принадлежащая другому миру. Ей хотелось вырвать эту решетку с корнями, отбросить ее в сторону. Но у нее не было сил на хотя бы одно лишнее движение, пусть незначительное, пусть легкое. Она еле держалась на ногах.
Вика, всхлипывая, стояла у закрытых дверей палаты. Рядом с ней находился все тот же мужчина с сединой в бороде, который неделей ранее встретился сестрам в коридоре больницы.
Алина обняла сестру. Она еле сдерживала слезы. Добрый, спокойный взгляд больничного знакомого в белом халате придал ей немного уверенности в себе.
– Ну, успокойся, сестренка, – говорила Алина, поглаживая сестру по голове мокрой от волнения ладонью.
Открылись двери палаты. Два санитара выкатили больничную каталку, на которой, укрытое от смотрящего во все стороны мира живых белой простыней, лежало тело матери. Сжались сердца дочерей.
– Нет. Не может этого быть, – тянула слова Вика.
Алина промолчала. Слеза скатилась по ее разгоряченной щеке. Она провожала больничную каталку взглядом опустошенным, немного испуганным, немного тревожным.
На выходе из больницы их встретил запыхавшийся Алексей. Он знал о том, что случилось.
И как младшая сестра нуждалась в поддержке старшей, так и Алина сама нуждалась в поддержке кого-то сильнее. Она считала Алексея сильным, потому кинулась в его объятья. Он постарался обнять обеих сестер, потому что боль утраты, как бы странно это ни звучало, сближает куда сильнее, чем радость новых успехов и достижений. Все мы в итоге стремимся к примирению, единению. Все мы рано или поздно становимся частью мира духовного, такого целостного, такого органичного.
– Все будет хорошо…
Алине хотелось верить в эти слова. В голове ее все еще творился хаос, но в объятиях некогда любимого мужчины она понимала, что имеет право стать слабой. Отдаться во власть другого человека, предоставив ему возможность выбирать хорошее и выбирать плохое.
– Все будет хорошо…
Повторял он слова.
Похороны состоялись через два дня. Погода все еще оставалась пасмурной, невзрачной. Такой обыденной, что казалось, будто ничего и не случилось вовсе. Такая мысль приходила Алине в голову время от времени. Это случалось в моменты, когда она, все же, отвлекалась от грусти и тоски по той женщине, которую она хотела бы узнавать снова и снова. Женщине, которая вырастила и воспитала ее, и которой она, скверная дочь, ответила несколькими годами молчания.
Кладбище, окруженное непроходимой стеной леса. Южнее города, в тишине природы. Тусклая палитра цветов, будто бы осенних, в окружении наступившего северного лета. Ограды, большие и маленькие. Гранитные памятники и деревянные кресты. Лица тех, кого уже нет. Алине уже приходилось ходить меж могил. После смерти отца.
Банкетный зал. Тихая церемония. Поминки. Холод алкоголя, жар тоски. На протяжении всего того дня Алина чувствовала вакуум, будто бы заполонивший все вокруг. Вакуум того открытого космоса, в который она вышла однажды. Так спасалась она от чувств удушающих, пронизывающих сердце. В том вакууме было ее спасение. В том вакууме ждала ее смерть в одиночестве. Да что там, все мы, люди, умираем в одиночестве, пусть в последние минуты рядом родные и близкие. Не бывает смерти без одиночества.
Она смотрела на младшую сестру. Та медленно пережевывала салат, небольшой горочкой лежавший на тарелки с узорами. Шумели голоса людей, но все они были лишь фоном для совершенно другого разговора.
– Знаешь, Вика, – сказала Алина. – Я ж такая сука…
Голос ее выдавал опьянение. Взгляд ее не говорил ни о чем более. Она курила сигарету, положив оба локтя на стол.
– Больше никогда не брошу тебя, – продолжила Алина. – Уедем отсюда вместе! Тебе в этой дыре не место.
– Ну а где мне место? – спокойно спросила Вика. – Неужели в том городе, в котором теперь прячешься ты? Среди незнакомых людей и всего того шума. Я хочу быть счастлива, Алина, а для этого не нужно менять место жительства.
Старшая сестра кивнула.
– Ты хочешь сказать, что я несчастлива, да? – помедлила она. – Чертовски ты права, сестренка. Чертовски!
Алина посмотрела в сторону Алексея. Тот сидел неподалеку и молчаливо курил сигарету. Он выглядел трезвым, хоть и выпил к тому времени немало. Улыбнулся Алине. Она улыбнулась ему в ответ.
– Мне кажется, что у вас еще все может быть, – сказала Вика.
– Не думаю, – покачала головой Алина. – После того, что я сделала, ничто уже не будет так, как прежде.
– В это веришь только ты! Какая же ты, черт возьми, упертая!
Алексей встал из-за стола. Подошел к сестрам.
– Ну как вы? – вежливо осведомился он у девушек. – Алина, ты не хочешь прогуляться со мной немного?
– Конечно же, она хочет, – не дождавшись ответа старшей сестры, выпалила Вика. – Только об этом и думает!
Легким толчком она задала направление движения Алине. Та, горько усмехнувшись, встала из-за стола и вместе с Алексеем направилась к выходу из зала.