Телефон Алины был вне зоны действия сети. Он звонил ей, чтобы сообщить, что скоро все узнает. Хотел сказать, что скучает по ней безумно. Хотел рассказать, что любовь может быть подобна безумию, что испытывает человек, запертый в помещении с мягкими стенами, одетый в смирительную рубашку.
– Знаешь, я уже не понимаю, люблю тебя, или ненавижу, – говорил он в молчаливый динамик телефона. – И если бы ты не стала моей, кто знает, может быть, я убил бы тебя. Ты выпила из меня мою душу, но спасибо тебе за это. Я будто перевоплощаюсь, становлюсь другим человеком. Тем, кем я являюсь на самом деле. Спасибо тебе за это.
Она развернул листок, который отдал ему Владлен. Увидел адрес. Обомлел.
Тем временем Алина сидела в своем купе, снова одна. Она читала книгу, изредка поглядывая в окно. Проносились мимо поля и леса, небольшие остановки и далекие города. Пустынной казалась страна с подобного ракурса. Пустынной, но прекрасной.
Она хотела бы, чтобы тот поезд ехал в обратную сторону. Она хотела, чтобы он ехал раньше, еще до того, как случилось два несчастья. С тем багажом мыслей, что были у нее теперь, могла ли она изменить что-то? Возможно, ей стоило бы вернуться лет на пятнадцать назад. Разорвать отношения с Алексеем в самом начале, дабы не стать его женой и не испортить ему жизнь. Не ругаться с матерью по пустякам. Больше времени проводить с сестрой. Она хотела, чтобы поезд, в котором она ехала, вернул ее в школьные годы, туда, откуда, как ей казалось, брали начало все нынешние проблемы, последствия которых она теперь могла видеть своими широко открытыми глазами. Но тот поезд шел лишь вперед.
Она вышла из своего купе в коридор, посмотрела по сторонам. Девочка лет восьми маялась у окна. Она окинула Алину заинтересованным взглядом, а после убежала в купе, где ее, вероятно, ждали любящие отец и мать. Алине хотелось думать, что у этой девочки в жизни все сложится хорошо, и что семья ее будет полной, и родители покинут этот мир лишь в глубокой старости. У нее будет замечательный муж, которого она будет любить и никогда ему не изменит. У них будут дети. Пусть лучше двойняшки. Алине раньше хотелось иметь двойняшек. Такими мыслями она отдавала дань уважения всему хорошему, что случалось в жизни. Так она делилась с миром тем добром, что продолжала хранить внутри своего сердца.
Дернулись вагоны. Новая остановка на пути в большой город. Алина наблюдала из окна за тем, как люди прощались с родными на низкой платформе вокзала, забирались с сумками в вагон. Рядом с ней заняли свои места немолодые мужчина и женщина. По всей видимости, супружеская пара. Мужчина поздоровался с Алиной, женщина с улыбкой кивнула ей.
– Вы домой возвращаетесь, или гостить? – поинтересовалась она у Алины чуть позже, когда поезд тронулся.
– Погостить, – ответила Алина, не раздумывая.
Поезд набрал скорость, оставив позади низкую платформу, родных, торговцев пирожками и старое здание вокзала. Скоро поезд остановится еще где-нибудь, подумала Алина, и возникнет чувство дежавю. Будто уже видела такой же вокзал, те же слезы радости на глазах провожающих. Слышала тот же стук сумок, и приветственные голоса соседей по купе.
В таких мыслях она закрыла глаза и растворилась в мире снов и иллюзий.
Евгения держала свой «нагой путь» сквозь свет яркого южного солнца. Она пробиралась сквозь взгляды сотен удивленных женщин, облаченных в паранджи, мимо окликов мужчин, похотливо поглядывающих в ее сторону, обсуждающих ее формы и прелести. Она была на виду, в самом эпицентре молвы, пожалуй, впервые в жизни, но не испытывала от этого никакого дискомфорта. Несмотря на то, что мир казался более чем реальным, он был вымышленным, ненастоящим. Она не могла забыть об этом.
Она искала мужа, задаваясь одним и тем же вопросом: как он мог так с ней поступить? Как мог оставить ее здесь одну? В этом прекрасном мире, который мог подчиняться их правилам, как мог он сделать выбор в пользу свободы?
Может, он испугался? Но чего? Безобидной девушки, которая готова была ради него пойти на смерть? Жизни без лимитов, которую они получили? Или ощущения того, что смерть уже случилась однажды? Недаром ведь говорят, что жизнь человека ценна лишь тем, что она конечна.
Просигналил гулко проезжающий мимо автомобиль. Евгения отвлеклась от своих мыслей. Ветер растрепал ее волосы. Ей показалось, что все вокруг вдруг стало враждебным. Возможно, так сказывалось внезапно опустившееся, подобно тяжкой ноше, чувство одиночества, или же, действительно, взгляды людей становились все опаснее и надменнее. Нет, все это фикция, – говорила себе Евгения.
Она шла прямо до тех пор, пока дорога не врезалась в тонкую полоску песка, обрамляющую ровную линию моря. Идеально симметричным и столь же критично нереальным показалось ей все то, что она видела. Вот где система дает сбой, подумала Евгения. Здесь, на самом краю. Как будто это не рай, как будто это локация компьютерной игры. Ей хотелось заглянуть еще дальше. Ей казалось, что там, за линией горизонта, она сможет найти своего любимого. И она сделала шаг вперед.
Волны ласково касались ее колен. С каждый шагом уровень воды делал еще один стремительный рывок вверх. Море скрыло ее талию, коснулось ее хорошо оформленной груди. Море принимало ее с такой же легкостью, как выпускало когда-то из своих недр человека. Кто знает, быть может, всем нам суждено в самом конце войти в воду.
Алина стояла меж кресел реактивного лайнера, который на огромной скорости несся к земле в неуправляемом полете. Она крепко держалась за спинки ближайших кресел, и ей по руке нещадно хлестал своей конечностью, словно плетью, только что погибший от внутреннего кровотечения, проткнутый куском обшивки молодой мужчина в костюме. К тому времени почти все пассажиры уже были мертвы. Одна из бортпроводниц была раздавлена насмерть тележкой, наполненной пустыми пакетами и прочим мусором, оставшимся после плотного завтрака. Поглощая пищу, люди не думали, что эта, казалось бы, обыденная трапеза – последняя в их жизни. Так привыкли мы принимать все как должное, не думая о том, что каждый вздох может быть последним. В конце концов, от таких мыслей просто можно свихнуться.
Свистел в ушах воздух. Звук этот был надрывистым, будто вся планета ополчилась против человечества с его огромными летающими махинами, с его современными технологиями и присущей надменностью. Природа хлестала по лицам людей разрушительными воздушными потоками, ясно давая понять, что сила ее непоколебима.
Алина понимала, что пилоты все еще пытаются управлять самолетом. Эти попытки отражались в резких изменениях траектории падения. Пустыня тем временем становилась все ближе. За ней темнела гладь моря.
Евгения Звягинцева стояла напротив Алины. Она снова была хороша собой и нисколько не тронута происходящим ужасом. Она не повела взглядом даже тогда, когда одна из пассажирок разразилась струей кровавой рвоты, которой забрызгала рядом сидящих, живых и мертвых. Тошнота – то минимальное, что могло мучить пассажиров злосчастного рейса.
– Я сама сделала этот выбор, – сказала Евгения, чуть запрокинув голову. – Я знала, что нам всем суждено разбиться.
– Но ведь этим рейсом должна была лететь я! – возмутилась Алина. – Это ты тоже знала?
– Судьба, Алина, штука сложная!
Самолет резко ушел вниз, отчего Алину повело вперед. Она чуть было не врезалась головой в Евгению, но удержалась. Кусок обшивки лайнера угодил внутрь салона и создал кровавое месиво из самых разных людей. Ничто не имело значения: ни национальность, ни предпочтения в пище, ни сексуальная ориентация. Когда острая кромка дюралюминия влетает со всей скорости в твою голову, в самом деле, какая разница, за какую партию ты голосовал на прошедших выборах? Твоя кровь смешается с кровью твоего противника в вопросах религии, но на цвет она будет неотличима. Смерть, возможно, делает нас ближе.