— Молодой человек, вы в армии ещё не служили?
— Нет, ещё не служил, но на следующий год буду поступать в лётное училище.
— А почему на следующий год, а не сейчас?
— Так, все конкурсные экзамены прошли, и поступившие курсанты давно учатся.
— К нам в военкомат поступила разнарядка на троих ребят призывного возраста, для зачисления их вне конкурса в Олсуфьевское училище военных штурманов. У тебя сколько классов образования?
— Девять классов.
— А хочешь там учиться?
— Конечно хочу.
— Тогда выпишем тебе повестку, направление на учёбу, и через три дня, чтобы ты был там.
— А где это Олсуфьево?
— Этот старинный городок находится в пятидесяти километрах от Брянска. А ты сегодня после работы приходи в военкомат, я дам распоряжение, чтобы тебе выдали необходимые документы.
— Спасибо, товарищ комиссар.
— Не стоит благодарить. Дело в том, что при приёме очень строгая медицинская комиссия. Практика показала, что из десяти конкурсантов проходит три–четыре человека. Если ты войдёшь в это число, то станешь курсантом, если забракуют, то вернёшься назад и на следующий год будешь поступать в какое–то другое училище, или пойдёшь служить в армию. Ты согласен?
— Согласен, конечно, а домой заехать можно?
— На какой–то день, то пожалуйста, но если опоздаешь, то тебе одному медкомиссию проводить никто не будет, поэтому советую уже послезавтра отправляться в Брянск на комиссию.
До конца рабочего дня меня не покидало хорошее настроение. Своими планами поделился с начальником отдела, а он, хотя и без восторга воспринял эту новость, но всё же распорядился, чтобы мне выписали аванс. Весь вечер был в хорошем расположении духа. Это заметила хозяйка и незамедлительно спросила:
— Вася, ты что, письмо от девушки получил?
— Нет, Марфа Ильинична, уезжаю послезавтра в Олсуфьево.
— Что, в командировку?
— Нет, поступать в лётное училище.
— Собираешься летать на еропланах?
— Если поступлю, то буду летать.
— Ой, страх–то какой, ведь еропланы–то падают поди и разбиваются?
— Падают, но у лётчиков есть парашюты, и они в любом случае спустятся на землю живыми и невредимыми.
— Жалко мне тебя, Вася. Ты стал мне заместо сына родного, привыкла я к тебе и уже не мыслю, как буду жить опять одна–то.
— Не переживайте, может, ещё вернусь, если медкомиссию не пройду.
— Нельзя желать людям плохого, но я бы хотела, чтобы ты вновь вернулся в Жуковку.
— Теперь уже как получится.
Ночь спал плохо. Сначала думал про Лену. И почему она не написала ни одного письма? Я написал ей уже целую тетрадь, только не знаю, куда её послать. А может, она вовсе не нуждается ни во мне, ни в моих сердечных откровениях, иначе давно бы написала? Из её училища, куда я посылал запрос, тоже не ответили. Потом стал думать об училище. Как хотелось пройти комиссию, быть зачисленным в это учебное заведение и доказать всем и себе в особенности, что смогу летать и быть достойным защитником Родины. Впервые за время пребывания в Жуковке чуть не проспал зарядку. Пришлось хозяйке меня будить. День прошёл в хлопотах. В военкомате мне подготовили необходимые документы. Свои бухгалтерские дела никому не сдавал, только ввёл в курс дела уполномоченного райкома по учёту. Провожали меня, как в отпуск, без напутствий, тихо, будто надеялись, что через неделю вернусь и буду по–прежнему трудиться в их коллективе. Только в поезде осознал, что, может быть, это и есть самый главный поворот в моей жизни, который круто изменит судьбу и повернёт её течение по неведомому руслу полноводной и непредсказуемой реке жизни.