— А наши парни знают об этом?
— Думаю, что не знают, но им надо сказать.
Предупредив курсантов о возможной провокации, продолжаем веселиться. Как только заиграла музыка, я рванул через всю площадку и первым успел пригласить Тамару. На этот раз она была молчалива и расстроена. Под конец танца сказала:
— Вася, до которого часа у вас увольнительные?
— До девяти вечера.
— Вам надо уходить, а то Ванька Волков сказал, что сегодня с курсантами будет большая война. Я вас прошу, не связывайтесь с этим уголовником, а то он со своей шпаной может и впрямь учинить драку. У него человек сорок подростков, он верховодит ими и провоцирует драки. Мне так же угрожал и сказал, чтобы я не танцевала ни с кем из вас.
— Он что у вас, местный авторитет? И никто не может ему обломать рога?
— Он уже сидел в тюрьме и ничего не боится. Вася, я ещё раз прошу, не ввязывайтесь с ними в драку, а то у них и цепи какие–то есть, и кастеты, и прутья железные.
— Спасибо, Тамара, что предупредила, а мы придумаем, как быть и что делать.
Значит его зовут Иваном. У меня созрел план. Чтобы предотвратить возможную потасовку со всеми вытекающими последствиями, решил лично поговорить с местным «атаманом», так как чувствовал себя главным раздражителем, осмелившимся целый вечер танцевать с приглянувшейся ему девушкой и проигнорировавший его предупреждение. Сергей мою дипломатическую миссию воспринял скептически, но участвовать в ней всё же согласился. Мы вышли с танцплощадки на улицу. Солнце уже собиралось на покой, и его утомлённые за день горячие лучи прощальным салютом озаряли всю округу загадочным оранжевым светом. День угасал, а с ним и подходила к концу наша первая и последняя вылазка в город.
… Недалеко от входа на танцплощадку, под кронами старых дубов стояла толпа местных ребят–подростков, в центре которой находился их предводитель. Мы с Сергеем решительно направились к нему. Толпа расступилась, я подошёл к нему вплотную, посмотрел в глаза и сказал: «Я тот самый наглец, который ослушался твоего предупреждения. Зовут меня Василием. Но пришли к тебе не затем, чтобы знакомиться, а предупредить, чтобы ты отказался от своей затеи конфликтовать с курсантами и подвергать опасности молодых ребят. Запомни, нас пятьсот «штыков», и погоду в городе будем делать мы, а не ты со своей братвой, а с кем из местных девчат нам встречаться, ты нам не указ. Попробуй только тронуть кого–то из наших ребят, будешь размазан вот по этому дубу». «Длинный» терпеливо слушал, но по его лицу я понял, решения своего он не отменит, хотя бы из–за того, чтобы не потерять лица перед своими сторонниками, а значит нам с Сергеем надо быть начеку и быть готовыми дать отпор. Из толпы послышались реплики: «Волк, что ты слушаешь этих летунов, дай в морду миротворцу, а мы всыпем его адъютанту». «Заткнись, Ноздря! Не тебе решать, что мне делать. Сегодня я добрый, — обратился он уже ко мне, — отпускаю тебя с миром, но если ещё раз подойдёшь к Томке, то оторву башку». Усыпив мою бдительность сладкими речами, он тут же ударил кулаком меня по переносице. Удар был настолько неожиданным и сильным, что я не удержался на ногах и упал на землю. Однако тут же вскочил и как на тренировке по приёмам рукопашного боя носком правого ботинка с силой ударил его под пах. Он согнулся от боли, а второй удар кулаком в челюсть окончательно свалил его. Тут и началась настоящая бойня. Некоторое время мы с Сергеем ещё отбивались, а когда пошли в ход палки, камни, мы оказались на земле, и на нас посыпался град ударов разъярённой толпы. Если бы вовремя не подоспели ребята–курсанты и милиция, дипломатическая миссия могла оказаться и последним днём нашей жизни. С многочисленными ранами, ссадинами, ушибами и синяками нас доставили в госпиталь, где в течении двух недель медики приводили наши тела в божеский вид. К счастью, ни переломов, ни опасных ран у нас не оказалось, и эта потасовка на наше здоровье и будущее не повлияла. А, как нам потом стало известно, местный авторитет Иван Волков получил свой второй срок.
На крыльях любви
Ослабленные, бледные, но вполне здоровые, вернулись в училище. За «дипломатический подвиг», получивший широкую огласку, нам объявили по выговору по комсомольской линии, по административной — месяц неувольнения в город. Меры наказания могли быть значительно строже, если бы не наши отличные показатели в учёбе, да и милиция, признавшая нас жертвами хулиганской выходки местных подростков. Досдав несколько зачётов, мы стали подтягивать свою физическую форму и готовиться к экзаменам.