— Ну, давай рассказывай, что в твоей жизни произошло за время нашей разлуки?
— Как ты уже знаешь из моих писем, произошло много чего хорошего, а самое главное то, что мы встретились с тобой, и я осуществил свою мечту — стать лётчиком. Ведь штурман — это тоже лётчик, только наделён другими функциями.
— И как это тебе удалось? Ведь когда мы с тобой расстались, учебный год во всех училищах уже начался.
— Когда человек чего–то очень хочет, и небо идёт ему навстречу. Так и у меня. Счастливое стечение обстоятельств, и мечта моя сбылась. Многое из того, что было со мной, ты прочитала в моих письмах, которые я пересылал твоим родителям. В них описаны мои дела, мысли и чувства, а вот что происходило с тобой, я мог только догадываться да строить фантастические предположения. Впрочем, сейчас это уже неважно, всё осталось позади, главное, мы вместе, а всё, что было с нами, — это уже история.
Лена пододвинулась ко мне, обняла за шею, посмотрела в глаза, и мы слились в долгом поцелуе. Отпало всякое желание говорить и слушать. Вот так бы и застыть навеки в объятиях любимой, забыв обо всём, что творится на нашей грешной, но прекрасной земле. Взволнованная, раскрасневшаяся, счастливая, с сияющими глазами, Лена встала, выдвинула ящик письменного стола, извлекла пачку писем, перевязанных бечёвкой, передала её мне, сказав:
— Это все мои письма, которые я не могла тебе отправить. В них описано всё: где была, чем занималась, о чём думала и что чувствовала. Их ты прочитаешь, когда мы расстанемся. О том, что нельзя было писать, я тебе расскажу чуть позже, а пока расскажи, как ты так быстро добрался?
— Долетел на крыльях любви. А если серьёзно, то дело было так. Вчера, во второй половине дня, получив от тебя письмо, выпросил у начальника училища увольнительную и в шесть вечера вышел на марафонскую дистанцию. Правда, из пятидесяти километров, отделяющих Олсуфьево от Брянска, пешком прошёл километров тридцать, а остальные помогли преодолеть шофера попутных машин. На рассвете я был уже в Брянске. Даже успел часок поспать в скверике на лавочке и проспал бы может дольше, если бы не дворничиха, которая меня разбудила и даже показала дорогу к твоему дому.
Мой рассказ прервала её мама:
— Лена, веди своего гостя, будем завтракать.
Мы, как по команде, встали и прошли в горницу, где на столе уже стоял чайник и кастрюля с варёной картошкой. Дмитрий Николаевич уже сидел за столом и ждал нас. Тамара Ильинична принесла блюдо с солёными огурцами и ещё одно с только что испечёнными румяными пирожками. Поставив всё на стол, села рядом с мужем. По всему было видно, что родители встревожены и заметно нервничают.
Потом глава семьи, не вставая, сказал:
— Значит так, Василий, давайте завтракать, а то у нас мало времени. Лена через два часа уезжает, её надо собрать и проводить, но через месяц у неё будут каникулы, вот тогда приезжай, обо всём и поговорим.
Теперь мне стало понятно, отчего нервничали родители Лены. Я ворвался в их семью неожиданно и нарушил привычный и размеренный жизненный ритм. Ходики на стене показывали семь часов. Перекусив наспех, родители, не сговариваясь, встали и вышли из комнаты. Им на восемь надо было быть на работе. В душе я был рад, что застал дома Лену и почти два часа проведу наедине с любимой и объяснюсь с ней в своих светлых и высоких чувствах. Первой нарушила молчание Лена:
— Вась, ты целую ночь не спал, шёл пешком, как будто знал, что можешь меня не застать.
— Я не знал, но чувствовал, что встреча эта будет решающей и судьбоносной. Я ждал её целых семь месяцев и надеялся побыть с тобой хоть один день, наглядеться на тебя, наметить планы и обсудить наше совместное будущее. Поскольку времени у нас опять мало, я предлагаю не откладывать разговор в долгий ящик, а начать его прямо сейчас. Ты согласна?
— Я тоже об этом думала. Но сначала расскажу о том, о чём нельзя было писать, и опять же, взяв с тебя слово, что эту тайну ты будешь носить в себе всю жизнь. Информация, в которую я тебя посвящу, является государственной тайной, о неразглашении которой я дала подписку. Ты согласен хранить эту тайну даже под пыткой?