— Ну да. В школе пилотов инструктором, — ответил Горячеватый, краснея до ушей.
— Дело нужное, — сказал парень. Он повернулся к своим спутникам по купе, и кто-то вставил ему в губы папиросу, поднес огоньку. И опять выглянула чубатая голова из окна. — А я, значит, там был. Тоже летун и тоже младший лейтенант.
Хотелось парню поговорить, а Горячеватому — еще больше. Но с чего начать разговор с незнакомым фронтовиком? Чтобы не молчать, Иван задал вопрос, который подвернулся бы на язык каждому летчику:
— А на чем летаешь?
Дружелюбно улыбнувшиеся глаза парня вдруг зыркнули как-то диковато, затравленно.
— Летал на штурмовиках, — ответил он погодя. И опять заулыбался, очевидно, что-то вспомнив. — Слыхал это: кто летает на ИЛе, у того шея в мыле? Вот так, браток. Шея-то ладно… А кто летает на ПЕ-2, тот до баб охоч едва-едва…
Парень хохотал. Горячеватый вторил ему.
— Тебя как зовут, младший лейтенант?
— Иван Горячеватый.
— Ваня, значит. А я Серега Снегирев. Вот и познакомились мы с тобой.
Потом они заговорили уже серьезно, заговорили о том, чем жил и дышал в то грозное время каждый.
— Ну, как там? Бьют наших? — спросил Горячеватый доверительно.
Снегирев, мальчик в гимнастерке, начал рассказывать тоном старшего:
— Положение на фронтах, конечно, тяжелое. Отступаем и отступаем. Но нельзя так сказать, чтобы наших били. Наоборот, мы их, гадов, бьем. Штурмовиков, например, наших фрицы здорово боятся: как только начнем карусель над передним краем, они даже стрелять перестают — разбегаются к чертовой матери. А братья истребители, что прикрывают нас в боевом полете, те вообще отчаянно кидаются на противника. Но мало техники у нас, Ваня, мало самолетов, понимаешь? Все, слышь, вступаем в бой с превосходящими силами противника. А почему с превосходящими?
Упругий плевок полетел на соседние рельсы.
— А честно говоря, гибнет нашего брата уйма, — продолжал Снегирев. — Опытные летчики погибли в первых боях. Сейчас зеленая молодежь идет на фронт. Налет пустяковый, только что за ручку научились держаться. Вылетает шестерка на задание — возвращаются три, два… а то и совсем ни одного. Там такая рубка, браток! Кто не был, тот побудет, кто побыл, не забудет.
Потолковали еще с полчасика, выкурили по третьей. Интересно побыть с фронтовиком, да надо идти Горячеватому: время близится к обеду.
Сделав несколько шагов от окна, Горячеватый ощутил на затылке взгляд того парня. Оглянулся, и даже не по себе ему сделалось: на нем остановились округлые, немигающие глаза, в которых было что-то не от мира сего. Тоска, отчаяние, боль переполнили эти глаза. Снегирев высунулся из окна по грудь, и только теперь можно было заметить, что правой руки у него нет по локоть.
— Летай, Ваня. Летай, как только можешь, и плюй на все остальное. Понял?! А я уже отлетался…
После этих слов Снегирев скрылся в купе, видно, упав на постель. Послышался его надрывный, пронизывающий душу стон — так стонут во время приступа падучей болезни, чтобы потом надолго замереть.
Начальник школы пилотов, невысокий, но с богатырским разворотом плеч полковник, пробежав глазами рапорт Горячеватого, швырнул бумагу ему обратно.
— Почему не по команде обращаетесь, товарищ младший лейтенант? Устава не знаете?
— Разрешите сказать, товарищ полковник: я и командиру эскадрильи уже писал и в отдел кадров…
Не слушая объяснений, полковник продолжал начальственным тоном:
— Не по команде — это раз. Во-вторых, надо же понимать простую истину: если все инструкторы разбегутся на фронт, кто будет готовить летный состав для того же фронта? Возьмите свой э-э-э… бессмысленный рапорт.
Полковник приподнялся, собираясь, очевидно, протянуть руку и пожелать всего хорошего. Но Горячеватый держался на расстоянии. Нет, не для того он за четыреста километров прилетел, чтобы так вот выставили его за дверь, будто школьника.
— Товарищ полковник, разрешите доложить.
— О чем тут докладывать? Все ясно. Ответ вам дан, времени на пустые разговоры и так немало затрачено.
— Товарищ полковник, разрешите! — еще тверже произнес Горячеватый, сцепив челюсти, что тиски железные.
— Ну, слушаю вас. — Начальник школы вновь откинулся на спинку кресла.
Чтобы не сбиться, не скомкать свои, как ему казалось, очень убедительные доводы, Горячеватый начал говорить медленно, отрубая фразы, каждую в отдельности.
— Идеть тяжкий период войны. Сейчас на фронт нужно опытных летчиков. А такие выпускники, каких теперь выпекають… Лучше они пойдуть на фронт потом, когда немного легче станет.