— Пошел ты знаешь куда?..
— Сам пошел!
— Слушай, Вадим, вон лежит целая куча свеклы, — вмешался Булгаков. — Бери и делай, как ты знаешь. Пока эти сожрем, твои подоспеют на второе.
Ведро сняли с костра. Костя Розинский по праву кашевара делил. Вадиму протянул миску, наполненную с верхом.
— Рубай. А то ты с голодухи злой, как собака.
Дымящаяся, пахнущая растворенным сахаром, свекла вызвала у Вадима головокружение. Наверное, и у других тоже так. Все жевали, чавкали, дули на свеклу, раскаленную, как саксаул, о разговорах забыли. Вадим ел и делом занимался: разгреб тлевшие угли костра, заложил туда с десяток корней свеклы, притрусил горячим пеплом.
— Добрый замес. Через часок понюхаете, — пообещал он.
Покончив с порциями, закурили. Повеселели, заговорили.
Костя разложил по мискам, что оставалось в ведре.
В полночь поспел Вадимов замес. Свекла, испеченная в золе, показалась мармеладом. Ребята дружно хвалили Вадима. Даже Шкапа подбросил ему вялый комплимент.
У курсанта вечно голодный блеск в глазах. Голодному хочется только одного — поесть. V сытого в голове начинают роиться и другие мысли.
— Тоска зеленая, братцы, — проговорил Зосимов. — Сколько времени нас маринуют? Год с лихом, а?
Пригорюнились ребята, обманутые в своих пылких юношеских мечтах. Дома, в аэроклубе каждому ведь было сказано: ты теперь почти готовый летчик, на истребителе тебя немного покатают и жми на фронт, большого перерыва в полетах, боже упаси, допускать нельзя, а то потеряешь квалификацию. Давно все это в прошлом, давно забыто. Не дают летать им, крылатым. А как хочется! Не только потому, что их призывает фронт, где без них очень трудно. Пилоты — это такие особенные люди, можно сказать — уже не совсем нормальные люди: без неба начинают хиреть и сохнуть, как деревья без воды.
Костер, одолеваемый холодным вечным сном, изредка подмаргивал огненными глазками, прежде чем совсем их закрыть.
В темноте прозвучал голос Зосимова:
— Давайте сами подлетнем!
На голос повернулись.
— Тебе что-то приснилось после двух порций свеклы? — язвительно спросил Булгаков.
Вадим не обратил на насмешку внимания. Продолжал спокойно и обстоятельно — видно, мысль нелегально подлетнуть зародилась у него давно:
— Там, в конце самолетной стоянки, стоит ПО-2. Наш знакомый, все мы на нем летали в аэроклубе самостоятельно. Машина заправлена бензином и маслом, я проверил. Встать ранехонько, на рассвете, взлететь, походить над пустыней и вернуться — никто не заметит и не услышит…
— Взлетать надо на юг, чтобы сразу уйти отсюда, — невольно включился в крамольный разговор начальник караула.
— А на посадку заходить с обратным курсом, — подсказал Булгаков.
Черт возьми, до чего же заманчиво! И совсем просто и, кажется, безопасно.
— Никто не пикнет? — спросил карнач [3].
— В карауле сегодня только наша группа. Вроде некому, — подал голос Костя Розинский. В тоне, каким это было сказано, прозвучала твердая уверенность. Они друг друга давно и хорошо знали.
— Кто полетит первым? — спросил Булгаков. Он уже увлекся, не остановить.
— Я слетаю, — вызвался Зосимов.
— Мы о тобой вместе сядем, — предложил Булгаков: — Ты в первую кабину, а я во вторую.
— Ладно. Руководить полетом буду я! — решил начальник караула, веселый по натуре парень. И пошел дурачиться: — Розинский, ко мне!
— Слушаюсь! — Костя вскочил, включаясь в игру с несвойственной ему прытью.
— Выдать летному составу по два буряка.
— Есть.
— И один принести руководителю полета. В зубах.
Поднялся смех, посыпались со всех сторон остроты. Эта штука, которую они задумали, веселила их, тревожила и притягивала к себе неотвратимо.
С рассветом началось.
Из всего караула на посту остался единственный часовой. Он смотрел только в одну сторону — туда, где через овраг был переброшен мостик. Лишь с этого направления мог появиться поверяющий караулы, другого пути на аэродром из городка нет. Если появится, часовой увидит его издали, сейчас же подаст сигнал тревоги, и ребята успеют разбежаться по своим постам. Бдительность эта на крайний случай. Вряд ли будет поверяющий: если уж ночью не пришел, то теперь, утром, не придет.
Окруженный мятежной толпой, горбился самолет-старикашка, его деревянный винт, установленный горизонтально, напоминал усы.
Сорвали брезентовый чехол, отцепили швартовочные тросы…
Зосимов с Булгаковым полезли в кабины. Карнач вскочил на крыло и, показав обоим кулак, предупредил, как настоящий инструктор: